Татьяна Енина - Ничто Приближается

Пролог

Все хорошо. Вы уверены?

Все пропало. Вы уверены?

13468 год по межгалактическому летоисчислению

1995 год по летоисчислению планеты Земля.

СПАСЕНИЕ КСАТСА

или близкие контакты четвертого рода…

Сначала что-то необычное почувствовал Чапа. Он весело носился по дороге взад-вперед, порою убегая так далеко, что Маша начинала волноваться — все-таки Чапа был очень непослушной и своенравной собакой — а тут вдруг прибежал стремглав, прижался к ноге и посмотрел жалобно.

— Что, Чапа? — спросила его девочка и вдруг почувствовала сама. Какую-то странную вибрацию в воздухе, от которой почему-то сделалось страшно, так страшно, что мурашки пробежали по спине.

Стояла поздняя осень, уже выпал первый снег, посыпал словно сахарной пудрой темно-коричневый, пахнущий пряной свежестью ковер опавших листьев; небо было синим и прозрачным, и очень-очень высоким. Чудесный день, первый такой за две недели, а может и больше.

Ходить в лес одной было строжайше запрещено, и Маша ничего не сказала маме, просто взяла Чапу и ушла с ним гулять. Мама работала в машиной школе учительницей физкультуры, сегодня она должна была идти на работу к третьему уроку, а потому все еще была дома, с рассвета гремела кастрюлями и сковородками, стараясь успеть приготовить обед. Не успевала, как всегда, а потому была в очень раздраженном настроении и не особенно обращала внимание на то, что делает Маша и куда там она собирается. В отличие от Алены (сестры старшей) и Катюши (сестры младшей) Маша всегда вела себя тихо и старалась казаться как можно более незаметной в их шумной и суетливой семье. Надо сказать, это ей с успехом удавалось. Машей и ее делами как-то не особенно интересовались, а ей только того и надо было. У нее был свой уголок в детской (комнате, где жили все три сестры), где стояло кресло, очень большое и мягкое, укрытое пушистым пледом. У нее был Чапа и у нее были ее книги, целый шкаф с ее любимыми книгами, большинство из которых она привезла от бабушки, а некоторые купила сама на карманные деньги.

Маша собралась и очень тихо и незаметно выскользнула из дома. «Я ведь не обещала маме не ходить в лес СЕГОДНЯ, — думала она по дороге, пытаясь уговорить совесть, которая, конечно, не преминула напомнить о себе тут же, как она вышла за дверь, — Значит, я ее не обманывала! И потом, я ведь совсем ненадолго, и далеко в лес не пойду, только до поляны. Я ведь уже не маленькая девочка, сама знаю, что в лесу одной опасно.»

В лесу оказалось совсем неопасно. В лесу не было ни единой души, царили спокойствие и тишина, только пронзительно кричала в ветвях какая-то птица, вероятно, радуясь голубому небу и солнышку.

И, разумеется, девочка углубилась в лес гораздо дальше, чем собиралась.

Маша не пошла сегодня в школу по счастливой случайности, (таких случайностей, надо заметить, в ее жизни было совсем немного. Но такой уж выдался сегодня день. Странный, необыкновенный с самого начала.) Сегодня у Маши были уроки по машинописи в соседней школе, куда девочки их класса ходили каждую неделю по средам, и вот вчера им объявили, что их учительница заболела. Это значило, что у них был выходной. Целый незапланированный выходной день посреди недели!

Когда Маша сообщила об этом вчера за ужином всей семье, она тут же горько пожалела об этом, потому что мама принялась читать лекцию по поводу того, что многие учителя глубокие пенсионеры, болеют постоянно, а дети болтаются без дела. А потом, разумеется, перешла на излюбленную свою тему о том, что и сама Маша болеет часто, ужасно хилая, и ей совсем не помешало бы заняться зарядкой по утрам, совсем не повредит пробежка на школьном дворе перед завтраком и т. д. и т. п. Все, что Маша слышала на протяжении всей своей жизни столько раз, что сосчитать было бы невозможно.

К счастью, дальше нравоучительных бесед мама давно уже идти не пыталась — поняла, что это АБСОЛЮТНО бесполезно!

А против прогулок с собакой она ничего не имела, даже напротив. Только предупреждала Машу, чтобы та не ходила в лес…

Тишина в лесу вдруг стала какой-то недоброй, ватной, давящей на уши, умолкла птица, не шелестели последние сухие листики на деревьях, лес словно затаился, почувствовал опасность.

И Чапа дрожал, прижавшись к ноге хозяйки, а та боялась даже дышать. Сердце сковала тоска, будто какое-то предчувствие, и вдруг так остро захотелось домой…

Внезапно тишина словно взорвалась, яркая вспышка света перечеркнула небо, и грохот, такой сильный, что стало больно ушам прокатился среди деревьев. Потом визг, скрежет… и снова яркий свет… и грохот, а потом… Потом Маша какое-то время не помнила ничего, ее как будто не стало на несколько мгновений, а очнулась она почему-то лежа на земле — от боли в голове и от чего-то теплого и мокрого, что гладило ее по лицу. Маша поморщилась и попыталась отодвинуть это — мокрое, наткнулась на мех и почему-то испугалась и вскрикнула, хотя поняла уже в следующее мгновение, что бояться нечего, что это всего лишь добрый милый Чапа.

Пес испугался ее крика, отскочил с жалобным поскуливанием и посмотрел издалека так укоризненно, как только он один мог — снизу вверх из-под густых бровей необыкновенно выразительными глазами. Девочка устыдилась того, что, возможно, обидела милую собаку, подозвала и приласкала. Чапа все еще дрожал. Он все еще был обеспокоен, он смотрел на девочку тихо, жалобно скулил и явно просился домой.

— Что это было, Чапочка? — прошептала Маша и еще больше испугалась из-за своего тихого жалобного голоса, прозвучавшего так одиноко в огромном пустом лесу.

Девочка покрепче прижала к себе собаку и огляделась. Казалось, в лесу все было по прежнему, шелестели листья… поскрипывали деревья… даже птица сначала робко, но потом все смелее возобновила свои пронзительные крики… И все-таки что-то не так… Где-то не далеко… За деревьями… Что-то потрескивало. Очень неприятно потрескивало.

Маша поднялась с земли, отряхнулась от снега и листьев, поправила сползшую на затылок шапочку и посмотрела туда… В ту сторону откуда доносилось это странное потрескивание.

Чапа словно понял ее намерение и предостерегающе зарычал. Машу испугало это рычание еще больше… Больше, чем вспышка, грохот и этот подозрительный треск — Чапа никогда в своей жизни не рычал… Не рычал так!

— Чапа… — прошептала она.

Пес поднял голову, посмотрел на нее и глаза их встретились. Такие серьезные, совсем не собачьи глаза смотрели на Машу снизу вверх.

— Чапа… надо посмотреть.

Собака зарычала.

— Я посмотрю… Ты можешь здесь подождать.

Она сделала шаг, Чапа встал у нее на дороге.

— Я должна, Чапа, а вдруг… Вдруг там пожар и лес сгорит. Ничего особенного не произошло. Просто молния… Бывает и такое. Как-то раз посреди зимы сверкала — сама слышала… Вернее, видела, а гром — слышала.

Она говорила, а сама шла между деревьями к тому месту, куда предположительно ударила эта самая молния, и снег предательски скрипел под ее ногами. Вслед за ней, только гораздо более бесшумно следовал верный пес.

Не было ни взрыва, ни глубокой воронки, пилоту удалось посадить корабль очень бережно. Компьютер полностью вышел из строя, когда корабль ворвался в атмосферу, о том, чтобы доверить посадку ему не могло быть и речи, а у самого Ксатса уже не было сил на то, чтобы принять ручное управление и самому сажать корабль на планету. Это, конечно, не звездный лайнер, с которым одному человеку никак не справиться, а всего лишь одноместный истребитель, но все же… Когда кровь заливает глаза и сознание мутится, а пальцы немеют и не желают слушаться приказов, норовя нажать не на те кнопки…

Однако корабль надо было посадить — ради себя самого и ради жителей этой планеты. Если реактор взорвется, выброс радиации уничтожит все живое на много километров вокруг.

Ксатс не помнил, как он посадил корабль. Он умер до того, как израненный истребитель коснулся брюхом верхушек деревьев, потерял траекторию, дал крен на левый бок и, сминая жалкую подмосковную растительность, упал на скудный ковер из снега и гниющих листьев. Он не знал, что сработали далеко не все амортизаторы, а два оставшихся только чудом посадили корабль, не дав ему вбуравиться в почву носом.

Корабль сел косо, завалившись на бок, но однако не взорвался, и именно потому все еще живые и невредимые медленно и осторожно приближались к нему девочка в красной вязаной шапочке и пушистая, напоминающая меховой шар, собака.

Из сопл все еще било пламя, оно-то и подожгло поваленные кораблем деревья, это они так весело трещали и уже норовили перебросить пламя на соседние, живые деревья. Слава Богу, хоть ветра не было.

То, что упавший предмет ни что иное, как космический корабль, пришло Маше в голову тот час же, как только она увидела этот странный вытянутый серебряный корпус. Чем-то он походил на самолет, но не было крыльев… и не было того, что осталось бы от крыльев, если бы они были изначально. А размерами корабль вполне походил на ТУ-154. Если бы еще были иллюминаторы, кабина пилота и надпись «Аэрофлот» сходство было бы почти полным… Ничего этого и в помине не было. Только серые, гладкие борта, в которых ослепительно отражалось солнце…