Стивен Кинг - Не выношу маленьких детей

Кинг Стивен

Не выношу маленьких детей

Стивен КИНГ

НЕ ВЫНОШУ МАЛЕНЬКИХ ДЕТЕЙ

Мисс Сидли была училкой.

Маленькая женщина, которой приходилось тянуться на цыпочках, когда она писала в верхней части доски, что она сейчас и делала. За ее спиной никто из учеников не хихикал, и не шептал, и не сосал исподтишка конфету, пряча ее в кулачке. Они хорошо знали убийственные инстинкты мисс Сидли. Мисс Сидли всегда могла сказать, кто жует резинку на задней парте, у кого в кармане рогатка, кто просится в туалет, чтобы меняться там бейсбольными фишками. Подобно Богу, она всегда знала все обо всех.

Волосы у нее седели, и корсет, которым она поддерживала слабеющий позвоночник, четко просматривался сквозь легкую ткань ее платья. Маленькая болезненная женщина с глазами-буравчиками. Тем не менее ее боялись. О ее язычке в школе ходили легенды. Когда она устремляла взгляд на того, кто хихикал или шептал, самые крепкие ноги делались ватными.

Теперь, выписывая слова, правописание которых сегодня надлежало проверить, она размышляла о том, что успех ее долгой педагогической карьеры можно выразить вот этим простым повседневным действием: она могла совершенно спокойно поворачиваться спиной к классу.

- Каникулы, - назвала она слово, заполняя доску четкими буквами. Эдвард, пожалуйста, составь предложение со словом "каникулы".

- Я ездил на каникулы в Нью-Йорк, - пропел Эдвард. Затем, как учила мисс Сидли, повторил слово по слогам: - Ка-ни-ку-лы.

- Очень хорошо, Эдвард. - Она начала следующее слово.

У нее были, конечно, свои маленькие хитрости: успех, твердо верила она, зависит от мелочей в такой же степени, как и от главного. Этот принцип она неуклонно проводила в жизнь в классе, и он никогда не подводил.

- Джейн, - спокойно произнесла она.

Джейн, украдкой рассматривавшая картинки в хрестоматии, подняла глаза с виноватым видом.

- Пожалуйста, немедленно закрой книгу. - Книга захлопнулась; бледными от ненависти глазами Джейн уставилась в спину мисс Сидли. - Останешься в классе на пятнадцать минут после звонка.

У Джейн задрожали губы:

- Да, мисс Сидли.

Одним из ее трюков было умение ловко пользоваться очками. Весь класс отражался в ее толстых стеклах, и, втайне она всегда наслаждалась видом виноватых, перепуганных физиономий тех, чьи мелкие шалости она разоблачала. Теперь она заметила, как бледный, искаженный очками Роберт за первой партой сморщил нос. Она промолчала. Пока. Роберт сам попадется на крючок, если просунуть его чуть дальше.

- Роберт, - она чеканила слоги, - Роберт, пожалуйста, составь предложение со словом "завтра".

Роберт задумался над задачей. Класс разморило на ярком сентябрьском солнышке. Электрические часы над дверью извещали, что остается еще полчаса до желанных трех, и единственное, что не давало детям уснуть над тетрадками по правописанию, была зловещая спина мисс Сидли.

- Я жду, Роберт.

- Завтра случится что-то плохое, - сказал Роберт. Слова звучали абсолютно безобидно, но мисс Сидли, которая, как и все блюстители дисциплины, обладала развитым седьмым чувством, они крайне не понравились. - Зав-тра, - закончил Роберт. Руки у него аккуратно лежали на парте, и он снова сморщил нос. А еще едва заметно улыбнулся краешком рта. Мисс Сидли вдруг ощутила необъяснимую уверенность, что Роберту известен ее трюк с очками.

Ну что ж, прекрасно.

Она начала молча выписывать следующее слово - ее прямая спина говорила сама за себя. Она внимательно следила краем глаза. Скоро Роберт покажет язык или сделает этот отвратительный жест пальцем, который они все знали (кажется, даже девочки теперь знают этот жест), просто чтобы проверить, действительно ли они видит то, что он делает. Вот тогда и последует наказание.

Отражение было слишком невелико, расплывчато и искажено. И она вся сосредоточилась на слове, которое писала, следя разве что совсем крохотным уголком глаза.

Роберт изменился.

До нее дошло лишь слабое отражение, просто пугающее мимолетное превращение лица Роберта во что-то... иное.

Она резко повернулась, бледная, не замечая протестующего прилива боли в спине.

Роберт мягко, вопросительно взирал на нее, руки аккуратно сложены. На затылке первые признаки будущего вихра. Он не выглядел испуганным.

"Мне показалось, - подумала она. - Я на что-то смотрела, и, хотя там ничего не было, мне что-то привиделось. Просто так поучилось. Однако..."

- Роберт? - Она пыталась произнести это властно, так, чтобы в ее голосе звучало невысказанное требование сознаться. Но не вышло.

- Да, мисс Сидли? - Его глаза были темно-карие, почти черные, будто ил на дне ленивого ручья.

- Ничего.

Она повернулась к доске. По классу пронесся шепоток.

"Спокойно!" - приказала она себе и снова обернулась к ним лицом.

- Еще один звук, и вы все останетесь после уроков вместе с Джейн! Она обращалась ко всему классу, но смотрела прямо на Роберта. Его взгляд выражал оскорбленную невинность: "Кто, я? Только не я, мисс Сидли".

Она повернулась к доске и начала писать, уже не косясь даже краешком глаза. Истекли последние полчаса, и ей показалось, что Роберт, выходя, бросил на нее странный взгляд. Он как бы говорил: "У нас с вами секрет, правда?"

Этот взгляд не выходил у нее из головы. Он застрял там, будто крохотный кусочек мяса между двумя резцами - вроде бы маленький, а ощущение такое, будто там целый камень.

В пять часов она принялась в одиночестве за обед (варенные яйца с поджаренными хлебцами), не переставая думать об этом. Она не из тех школьных старых дев, которых с воплями и причитаниями выпроваживают на пенсию. Такие напоминали ей картежников, которых не оторвешь от стола, когда они проигрывают. Она-то не проигрывала. Она всегда была в выигрыше.

Она опустила глаза на свой незатейливый обед.

Всегда ли?

Перед ней предстали чисто вымытые детские личики ее третьего класса, и отчетливее всех - лицо Роберта.

Она встала и зажгла свет.

Позже, когда она уже засыпала, перед ней проплыло лицо Роберта, неприятно ухмыляющееся в темноте. Лицо начало изменяться.

Но прежде чем она ясно представила, во что оно превратилось, его поглотила тьма.

Мисс Сидли провела бессонную ночь и пришли в класс с соответствующим настроением. Она ждала, почти надеялась, что кто-то зашепчет, захихикает, а то и пукнет. Но класс вел себя тихо - очень тихо. Они безропотно уставились на нее, и казалось, что их глаза, словно слепые муравьи, давят на нее.

"Перестань! - строго приказала она себе. - Ты ведешь себя, как капризная выпускница учительского колледжа!"

Снова день тянулся бесконечно, и когда прозвучал последний звонок, она испытала большее облегчение, чем школьники. Дети выстроились у двери ровной шеренгой, по росту, взявшись за руки.