Сергей Лукьяненко - Почти весна

Лукьяненко Сергей

Почти весна

Сергей Лукьяненко

ПОЧТИ ВЕСНА

За толстым холодным стеклом умирала зима. Влажные бесформенные снежинки падали на черную землю клумб, на мокро отблескивающий в свете фонарей асфальт, на торопливые фигурки прохожих. Вдали, за частоколом сосен, белыми гребнями рябило море. На Балтике штормило третий день.

Краем глаза я видел мужчину, сидящего метрах в пяти. Уж слишком старательно он пытался не смотреть на меня...

Когда-то я не любил таких, как он, -- нерешительных и настойчивых одновременно. Их появление означало неизбежные просьбы и не менее неизбежный отказ. Но сейчас предстоящий разговор не вызывал никаких эмоций. У мужчины могла быть тысяча причин искать встречи со мной. А у меня -- лишь одна причина находиться в зале ожидания регионального генетического центра.

Зал был большим -- горькая предусмотрительность строителей. Но обилие модных скульптур из цветного стекла, тропических растений, тянущихся от пола до прозрачного потолка, огромных аквариумов с яркими рыбками делало его почти уютным. Тихая музыка глушила голоса, неяркий свет смазывал лица. Здесь не принято говорить громко, здесь не принято узнавать знакомых. Тут не плачут от горя и не смеются от радости. Здесь просто ждут.

-- Ваш талон, пожалуйста. -- Девушка в зеленой форме подошла к моему креслу.

Я протянул ей маленький белый прямоугольник. Никаких имен, лишь десятизначный номер и фотография.

-- Ваш результат. -- В мою ладонь лег запечатанный конверт с тем же номером, что на талоне. -- Удачи вам.

Я кивнул. Слова девушки -- формальность, заученная формула вежливости. Но как она мне нужна сейчас, удача... Хотя бы чуть-чуть удачи. Маленький зеленый штампик на листе гербовой бумаги в конверте.

-- Спасибо, -- вполголоса сказал я. -- Спасибо...

И надорвал плотный конверт -- осторожно, по самому краю, как делали до меня миллионы, сотни миллионов людей.

Лист был слишком большим для тех нескольких строчек, которые отпечатал на нем сегодня утром диагностический компьютер. Да и немудрено -- в толще бумаги запрессовывались пленочные микросхемы, которые надежнее всех печатей и водяных знаков предотвращали подделку.

Михаил Кобрин, 18 лет.

Соматически здоров.

Экспериментальная мутация на эмбриональной стадии типа ОЛ-63 с положительными результатами. Генотип--81% чистых, 19% слабонегативных. Желтый штамп.

Екатерина Новикова, 16 лет. Соматически здорова.

Генотип--67 % чистых, 32 % слабонегативных, 1% средненегативный. Желтый штамп.

Взаимная генетическая совместимость:

Совпадение рецессивных негативных генов по типу ЦМ-713.

Абсолютные противопоказания.

Возможность оперативной терапии -- 0 %.

Красный штамп.

Он стоял ниже -- этот самый красный штамп с надписью: "Запрет. Генетический контроль".

Я сжимал в руках свой приговор, словно собирался разорвать его или скомкать и кинуть кому-нибудь в лицо. Например, мужчине, который подходил ко мне с напряженной, сочувственной полуулыбкой...

-- Красный штамп, Миша?

Я не кинул в него заключением генетиков. Я беспомощно кивнул. И тут же, проклиная себя за эту беспомощность и желание разреветься, сказал:

-- А вам-то какое дело? Кто вы такой?

-- Тот, кто может помочь. -- Он присел на корточки передо мной, сгорбившимся в мягком низком кресле. -- Зови меня Эдгар.

-- Мне нельзя помочь, -- сказал я с прорывающейся яростью. -- Я люблю девушку, с которой генетически несовместим. У нас никогда не будет детей.

-- И тебя это не устраивает?

-- Шел бы ты подальше... -- процедил я. Прозвучало довольно жалко, и Эдгара это предложение не смутило.

-- Я действительно могу помочь.

Напряжение в голосе исчезло. Спокойный тон. Холеное, гладко выбритое лицо. Светлые волосы коротко подстрижены по последней моде. Строгий серый костюм того делового стиля, что не менялся, наверное, с двадцатого века. Узкий галстук в тон рубашке.

Против воли я почувствовал, что начинаю ему верить. Конечно, его дружелюбие не бескорыстно... Но красный штамп заставляет цепляться за любую соломинку.

-- Что вы можете сделать? Здесь написано, что операция невозможна.

Эдгар пожал плечами. И предложил:

-- Может быть, поедем ко мне домой? Это недалеко, а у меня машина. Ты не против?

Я кивнул. Конечно же не против.

Он жил в небольшом коттедже на берегу моря. К дому вела узкая бетонная дорога, сооруженная явно для одного. Что ж, высокий статус Эдгара ощущался с первого взгляда. В то же время рядом с домом не оказалось ни ангара, ни взлетной площадки для флаера. Похоже, Эдгар был из нелюдимых домоседов...

Однако сейчас я видел перед собой гостеприимного хозяина. Он поинтересовался, что я предпочитаю: чай, кофе или пунш. Усадил в удобное, явно любимое кресло возле камина, извинился и исчез на кухне. Через несколько минут вернулся с подносом, где кроме дымящегося кофе стояли миниатюрные бутылочки с коньяком и бальзамом. Осторожно отмеряя ложечку бальзама, я заметил, как Эдгар плеснул в свой кофе коньяку. Гораздо больше, чем необходимо для приятного вкуса. Волнуется? Пускай. Я ведь тоже на взводе, хотя и понимаю, что надежд на Эдгара мало. Мне может помочь лишь чудо.

Эдгар тем временем взял с журнального столика деревянный ящичек. Открыл, извлек короткую толстую сигару. Потянулся за массивной зажигалкой из такого же красноватого дерева...

-- Не стоит, -- негромко попросил я. -- Иначе мне прийдется уйти.

Эдгар торопливо отложил сигару. С улыбкой произнес: -- Извини, Миша. Чуть было не забыл, что ты "нюхач". Лучший в мире, если верить газетам.

-- Единственный в мире. "Нюхачи" -- просто люди с тренированным обонянием. Они похожи на меня не больше, чем вентилятор на турбореактивный двигатель.

-- Образно, но непонятно. До сих пор ты никак не проявлял своих способностей. Я даже решил, что ошибся и везу к себе вовсе не Михаила Кобрина.

Вот как. А утверждаешь, что забыл про мои способности. Нет, ты прекрасно о них помнишь, Эдгар. И сейчас размышляешь, смогу ли я сделать что-то, без чего тебе не жить...

Нарочито не обращая внимания на Эдгара, я вытер о салфетку и без того чистые пальцы. Примерился и быстрыми движениями извлек из ноздрей рыхлые, волокнистые комочки газовых фильтров. Бросил их в камин -- синтетическое волокно фильтров теряет способность аккумулировать запахи примерно за полдня. И вдохнул -- медленно, глубоко.

В глазах на мгновение потемнело. Потом зрение вернулось, предметы стали еще более четкими. А в воздухе повисла разноцветная, мерцающая, шелестящая паутина запахов...

-- Уже год, как ты живешь здесь один,-- тихо сказал я.-- Три раза за это время к тебе приходили женщины. Всегда разные. А раньше ты жил с женой и двумя сыновьями. Они ушли от тебя -- так, Эдгар? После этого ты стал пить, очень много пить. Коньяк, водка, виски, вино... Ты куришь -- табак, а изредка и травку... С самого утра ты не курил ни того, ни другого, и сейчас тебе довольно неуютно... Что тебе рассказать еще?