Станислав Михайлов - Жемчужина

Станислав Михайлов

Жемчужина

Часть 1. МИРАЖИ

«И, когда окончится тысяча лет, будет освобожден сатана из темницы своей»

Пустыня.

Коричневые барханы, разрубленные поперек красными щербатыми скалами.

Полуденное отсутствие теней.

Скалы выступают из-под земли гигантскими позвонками — будто обнажились останки древних анамибсов, нашедших здесь свою могилу задолго до времени Башен. Дождь смыл, а ветер растер в пыль их гипсовые усыпальни, но, говорят, все же не смог одолеть легендарной крепости костей.

Крепость Костей — так называется утес, приютивший меня. Баальбетская застава, венчающая его уже тридевять лет — мертва, как и пустыня под моими ногами.

Красные кости анамибсов, торчащие из песка…. Это всего лишь сказки. Сказки мертвой земли. Коснись их рукой, и ощутишь обычный плитняк — слоистый шершавый камень. Но людские сказки иногда оказываются долговечнее камня.

Отчаянным и голодным взором впиваюсь в дымный горизонт — не дождь и не горящие леса, даже не пыль, клубами вздымаемая полчищем всадников — один лишь мираж. Раскаленная солнцем страна, до сих пор не прельстившая никаких захватчиков, тянется отсюда и до сверкающего солью западного берега моря Гем.

Страна, в которой останутся и мои кости, если осмелюсь спуститься по крутому, почти отвесному склону и погрузить ступни в горячий коричневый песок. Если осмелюсь ввериться злому ветру, постоянно дующему вдоль этих каменных стен. Если осмелюсь…

Как будто есть выбор.

Меня гнали от самого Дарсума.

Все согласно ритуалу: две тройки парящих и три девятки наследников отрезали мне путь к отступлению, сжимая полукольцо, оставляя единственное направление — на восток.

После падения баальбетов эти места знали только проклятых. Нечасто. По одному за троелетие. Ради меня святоши сделали исключение, да пресечется их род звездным огнем — тем, которого они так страшатся, — да лопнут панцири их скакунов, обрекая хозяев проехаться лицом по камням и пыли — ибо нет большего унижения для очищенных светом. Пусть плоть их высушит зной и кости выбелит пустыня. Пусть постигнет их участь, на которую они обрекли меня!

Я рычу, оглядываясь на запад, и сплевываю песок.

Над плоской вершиной далекой горы на восходящем воздушном потоке зависла птица.

Только это не птица, а один из парящих. Прятаться поздно, я попался. Можно прилечь, вжаться в скупую тень полуразрушенной крепостной стены и спокойно дождаться смерти. Она придет не сразу. Сначала парящий камнем падет в руки наследников и расскажет им, что зверь загнан. Другой парящий тем временем примется разматывать круги небесной петли прямо надо мной. Они будут подменять друг друга, летающие шпионы, а те, кто несет смерть, не спеша взойдут на утес по удобной старой дороге, что еще хранит память моих следов.

Они наступят на мои следы, они — мои наследники. А потом раздавят меня.

Но я не буду ждать.

Никто не ждет исполнения.

Некоторые бросаются с обрыва: внизу белеют кости, их можно различить, если приглядеться.

Большинство спускаются живыми и уходят в тщетной надежде спастись.

Три девятки на земле и две тройки в небе ждут трижды девять и два по три дня. Втрое больше запретного числа, числа смерти. Больше девяти с двумя дней к западу от Крепости Костей не продержится никто, кроме Рожденного Пустыней. Вот его-то они и ждут, для него посылают приманку, его должны распознать и убить, чтобы спасти мир от гнева звезд. Я знаю это, меня этому учили. А для простого народа мы — проклятые — обычные жертвы троелетия. Глупцы верят: святоши кормят нами пустыню, чтобы та не росла.

Вернее, не нами, а ими. Я — исключение. Внеочередная жертва. Неслыханное дело — не иначе как Пророчество, Прозрение, Предвидение… Какие еще весомые слова выпадают из грязных уст святош, когда у них чешутся руки от желания пролить кровь?

Наследники уже близко. Я чувствую, как они поднимаются на утес. Парящий прямо над моей головой закладывает широкий круг, в центре которого — солнце.

Но меня уже нет среди руин старой заставы. Устало волоча ноги по крупному песку, обжигающему даже сквозь толстую кожу ксенги, я переваливаю через очередной бархан и оставляю между собой и наследниками красную скалу. Таких еще много впереди — прежде, чем я упаду, вдохнув остатки вонючего пара из опустевшего бурдюка. В нем и сейчас-то уже меньше половины. Схватил на бегу первый попавшийся — хозяин шарахнулся к стене, даже не пытаясь помешать. Местные верят, прикоснешься к проклятому — последуешь за ним.

В этих варварских краях не знают о влагоуловителе или хотя бы паутинном конденсаторе, да и где бы я его спрятал, обобрали ведь до нитки… Если бы у меня было время подготовиться, я бы обеспечил себя источником воды даже здесь… Да что я говорю? Если бы у меня было время подготовиться, я бы просто сбежал.

Если бы…

Безумие — бродить по раскаленной солнцем сковороде. Нужно дождаться тьмы.

Едва узкая полоска тени падает на волнистый бок бархана, я приваливаюсь спиной к скале и, тяжело дыша, роняю соленые капли пота на жадный до влаги песчаный алтарь пустыни. Отсюда меня не видно: ни с утеса, ни с высоты птичьего полета. Впрочем, они за мной и не пойдут. Не их дело. Дальше уже не их.

Несколько глотков из нагревшегося бурдюка, несколько минут покоя. Тень удлиняется, и я проваливаюсь в тяжелый липкий сон — следствие крайнего напряжения последних дней. Во сне за мною гонится чудовище, напоминающее шакрата, но крупнее. Оно распадается на сотни слепых тварей, на ощупь подбирающихся ко мне. Во сне я считаю их не тройками и девятками, а десятками и сотнями, кратно числу пальцев, и это не кажется мне странным.

Я сжимаю в руках странное устройство с длинным хоботом, способное долго извергать непрерывный огонь. Жду, когда они подойдут на расстояние выстрела, переключаю что-то возле ручки и сжигаю их широкой, но почему-то совершенно бесшумной струей пламени. Она бьет недалеко, на несколько десятков шагов, оружие рвется из рук — я прижимаюсь спиной к отвесной стене, чтобы удержать его и не быть отброшенным назад.

Белый холодный камень под огнем испаряется, но пар тут же замерзает и разлетается облаками мелких крупинок. Черное небо яркими звездами — глазами предков — глядит на мое безмолвное сражение. Чудовище подступает все ближе, опять собирается из многих маленьких в одно целое. Оно источает смерть. Мое оружие выключается. «Атомный резак разряжен, возобновите комплект батарей…» — чужой голос, смутно-знакомые слова ускользают из головы, я не могу вспомнить их звучание. Леденящая тень обрушивается на меня, и я просыпаюсь, дрожа и стуча зубами.