Эдмонд Гамильтон - Чужая Земля

Эдмонд Гамильтон

Чужая Земля

1. Замедленная жизнь

Мертвец стоял в слабом лунном свете, рассеянном в джунглях, когда Феррис наткнулся на него.

Это был маленький смуглый человек в хлопчатобумажной одежде, типичный лаосец из внутреннего Индо-Китая. Он стоял без поддержки, с открытыми глазами, незряче уставившимися вперед, слегка приподняв одну ногу. Он не дышал.

– Но он же не может быть мертвым! – воскликнул Феррис. – Мертвецы не стоят в джунглях.

Его прервал проводник Пиэнг. Этот маленький туземец утратил свою наглую самоуверенность с тех пор, как они сбились с тропы, а неподвижно стоящий мертвец совершенно деморализовал его.

С тех пор, как они наткнулись в этих зарослях, можно сказать, налетели на мертвеца, Пиэнг испуганно таращился на неподвижную фигуру, а теперь многоречиво забормотал:

– Этот человек хунети! Не прикасайтесь к нему! Мы должны уйти

отсюда... Мы забрели в плохие джунгли!

Феррис не пошевелился. Он слишком много лет был охотником за тиком, чтобы скептически относиться к суевериям Южной Азии. Но, с другой стороны, он чувствовал на себе определенную ответственность.

– Если этот человек не мертв на самом деле, тогда он болен и нуждается в помощи, – заявил он.

– Нет, нет, – настаивал Пиэнг. – Он хунети! Нужно быстрее уходить отсюда.

Побледнев от страха, он оглядывал залитые луной заросли. Они находились на низком плато, где джунгли были, скорее, муссонным лесом, нежели лесом дождливым. Большие силк-коттоны и фикусы были здесь менее задушены кустарником и ползучими растениями, в отдалении виднелись гигантские баньяны, вздымающиеся, как мрачные властелины серебристого безмолвия. Безмолвие. Тишина. Здесь она была какой-то неестественно глубокой. Они неясно слышали привычную болтовню птиц и обезьян, доносившуюся из чащ долины, и кашель тигров у подножия холмов Лаоса, но здесь, на плато, царила полная тишина.

Феррис подошел к неподвижному туземцу и осторожно прикоснулся к его тонкому, коричневому запястью. Несколько секунд он не чувствовал пульса, затем уловил его – неописуемо медленные удары.

– Один удар в две минуты, – пробормотал Феррис. – Как, к черту, он может жить?

Он осмотрел голую грудь человека. Она вздымалась... но так медленно, что его глаза с трудом могли заметить это движение. Грудь оставалась неподвижной несколько минут, затем медленно опускалась.

Феррис достал карманный фонарик и направил его свет в глаза туземца. Сначала не было никакой реакции, затем, очень медленно, веки поползли вниз и закрылись, какое-то время оставались закрытыми, наконец, открылись опять.

– Моргает... но в сто раз медленнее нормального! – воскликнул Феррис.

– Пульс, дыхание, реакция – все в сто раз медленнее. Этот человек либо в шоке, либо одурманен.

Затем он заметил кое-что, от чего его бросило в озноб.

Глаза туземца, казалось, с бесконечной медлительностью поворачивались в его сторону, а нога его была теперь поднята чуть выше. Он словно бы шел – но шел в сто раз медленнее нормального темпа.

Это было жутко. Затем произошло еще более жуткое. Раздался звук треснувшего сучка.

Пиэнг вскрикнул от ужаса и показал на заросли. И в лунном свете Феррис увидел...

В сотне футов поодаль стоял еще один туземец. Тело его наклонилось вперед, словно он застыл на бегу. Под его ногой и треснул сучок.

– Они поклоняются Великому Изменению! – хриплым голосом сказал проводник. – Мы не должны вмешиваться!

То же решил и Феррис. Очевидно, они наткнулись на какой-то жуткий обряд джунглей, а он слишком хорошо знал азиатов, чтобы захотеть вмешиваться в их религиозные таинства.

Его занятием здесь, в восточном Индо-Китае, была охота за тиком. В этих диких краях достаточно трудно бродить и без враждебных племен. Эти странные мертво-живые люди, одурманенные либо что там еще, не могли представлять собой опасность, если поблизости не было других.

– Идем, – коротко сказал Феррис.

Пиэнг поспешно двинулся вниз по склону лесного плато. Он ломился через кустарник, как напуганный олень, пока они не наткнулись на тропу.

– Это она... тропа к Правительственной станции, – произнес он с огромным облегчением. – Та самая, которую мы потеряли в ущелье. Я давно не забирался так далеко в Лаос.

– Пиэнг, что такое хунети? – спросил Феррис. – И о каком Изменении ты говорил?

Проводник внезапно сделался не таким многоречивым.

– Это такой ритуал. – И добавил с несколько вернувшейся самоуверенностью.

– Эти туземцы очень невежественны. Они не посещали школу миссии, как я.

– Что за ритуал? Ты говорил про Великое Изменение. Что это такое?

Пиэнг пожал плечами и с готовностью солгал:

– Не знаю. Во всем огромном лесу ему поклоняются люди, которые могут становиться хунети. Я не знаю, как.

Феррис размышлял, продолжая идти дальше. В туземцах было что-то жуткое... Почти полная остановка жизни, но не совсем – только неописуемое замедление ее.

Что могло быть причиной этого? И что, возможно, может быть целью этого?

– Мне кажется, тигр или змея могут быстро расправиться с человеком в таком состоянии.

Пиэнг энергично помотал головой.

– Нет. Человек, который хунети, в безопасности... по крайней мере, от животных. Ни один зверь не тронет его.

Феррис удивился. Может, из-за крайней неподвижности животные просто не обращают на них внимания?

Он должен в этом разобраться! Вот уже два дня он блуждает в джунглях Лаоса, с тех пор как покинул верхний Меконг, ожидая, что вот-вот выйдет к Французской Правительственной ботанической исследовательской станции, которая была его целью.

Он стряхнул с потной шеи кусучих крылатых муравьев и ему захотелось сделать привал, но, судя по карте, до станции оставалось всего несколько миль.

Стофутовые фикусы, красные деревья и солк-коттоны застилали лунный свет. Тропа все время извивалась, то огибая непроходимые бамбуковые заросли, то сворачивая к бродам через мелкие потоки, а переплетения лиан с дьявольским проворством подставляли в темноте ножку.

Феррис подумал, не потеряли ли они опять дорогу, и уже не в первый раз удивился, зачем он вообще уехал из Америки за этим проклятым тиком.

– Станция, – внезапно сказал Пиэнг с видимым облегчением. И тут же впереди них, на покрытом джунглями склоне, показался плоский выступ. Оттуда, из окон переносного бамбукового бунгало, лился свет. Проходя последние несколько ярдов, Феррис почувствовал всю накопившуюся усталость. Он подумал, получит ли здесь приличную постель и каким парнем окажется этот Беррью, похоронивший себя в таком богом забытом месте, как эта ботаническая станция.