Дарио Тонани - Пыльные утренние ракушки

Дарио Тонани

Пыльные утренние ракушки

И когда, в конце концов, небо включит огненное сияние для детей Города,

Нам останется только спрятаться внутри себя. В серую раковину.

Кашель обожал желтые автомобили, они сводили его с ума, он говорил, что это — роспись Господа на асфальте. Но на сей раз удалось подцепить лиловую! Вытащенный из своего жилища Рак-отшельник свернулся калачиком на боку, и его кровь тянулась от дверцы двумя липкими полосками. Кашель перевернул тело, слегка похожее на амфибию. Мерзкая полутварь. Присев и подав знак Червю и Пряжке, Кашель стал рыться между сидений. Если повезет, то, может быть, найдутся людофал и пара таблеток кардиоменты. Рак все еще дышал: тяжелые хрипы раздували щеки по краям маски. Позади него до самого автомобиля змеилось с полдюжины кабелей и пластиковых трубок, в двух текла жидкость цвета амбры, третью заполняла темная венозная кровь. Кашель протянул руку к Раку и содрал с него маску. Раненая губа распухла и стала лиловой, под цвет кузова, нос превратился в бесформенную шишку с двумя ассиметричными отверстиями. Кашель снял с Рака забрало: два громадных водянистых глаза смотрели вопросительно, расширенные зрачки заволакивала лиловая дымка.

— Смотри, смотри, — с издевкой сказал Кашель. — Какая трогательная чувствительность к лиловому цвету. Не знал, что Раки интересуются тем, в какой цвет покрашен их кузов. Я думал, вы красите кузова только той краской, которой у вас много.

Кашель держал в руках маску и видел, как просветляется интеллектуальное стекло: массивы данных калибровались по периферии серого и, расползаясь, исчезали у краев линз. Дисплей-очки переходили в неактивное состояние из-за агонии Рака. Теперь пора отключить от безногого коннекторы, перекачать медицинский кислород из баллонов, расположенных на обратной стороне его ракушки, подобрать несколько флаконов плазмы и валить отсюда. Долго оставаться на автостраде — не самая лучшая идея (могут появиться другие симбионты). Нужно еще громадным стальным крючком прицепить кузов и размотать с полдюжины метров троса за пределы проезжей части. Так, как и принято у нотехов: перетащить в траву добычу, ободрать до костей, чтобы потом в конце зажечь ритуальный костер.

Кашель достал нож из-за голенища высокого ботинка и собрал на лезвие капельку слюны с языка. Он старался каждый раз, убивая Рака, получить наивысшее наслаждение. Он знал, что некоторые кланы нотехов отказывались есть мясо после того, как оно было насажено на рулевую колонку и поджарено на огне его собственных покрышек. Сплюнув на губы своей умирающей жертве, Кашель собрал в горсть кучу трубок — они были теплыми и влажными от конденсата. Нет, никогда он не попробует мясо… гребаного лилового Рака.

Червь вытащил голову из своего обиталища, показав дюжину таблеток сливового цвета и две маленькие ампулы с маслянистой жидкостью. Бензодиазепин и лудоприн. В раковине было несколько раздавленных ампул, запах чувствовался до сих пор. Он положил таблетки в карман рубашки, сломал одну из ампул и жадно проглотил содержимое. С другой стороны машины Пряжка все пытался высвободить осциллограф из-под нагромождения диагностической аппаратуры.

Съезд с большой кольцевой дороги на восточную окраину покинутого города был свободен и безмолвен. Бесчисленные автострады с новыми полосами громоздились одна на другую золотистыми цементными локонами. С годами они стали бесплодным симулякром массовой моторизации. С того момента как люди оставили город на совесть сервисботов. Асфальт, когда-то сверкающий и нашпигованный интеллектуальными сенсорами, сейчас растрескался. В проломах пестрели горы обломков и мусора, собранные за десятилетия запустения. Пряди бледной растительности подставляли свои шипы ветру. Остальные разрушения были работой нотехов, которые заезжали на верхние эстакады и выламывали цементные блоки, асфальт и гудрон, чтобы стащить все это вниз и построить дома и баррикады. Некоторые из них научились реактивировать биосенсоры и продавали их как антидепрессанты на черном рынке.

Раки-отшельники проезжали по верхним рампам автострады только в силу необходимости и на малой скорости, с опущенными стеклами и арбалетами, направленными наружу. Для них город — это абсолютная пустыня, которую они предпочитали обходить стороной. Там не было ничего, кроме нескольких местных сервисботов. Прежде всего они остерегались городских развязок, где банды нотехов могли устраивать засады и забрасывать камнями раковины. Лиловый Рак именно так и попался, когда он медленно двигался по круглой рампе, спускавшейся в направлении улицы Провинчиале, 26. Выстрел из ружья продырявил стекло левой дверцы.

Кашель отрезал трубки, которые присоединялись к аппаратуре, поддерживающей жизнь Рака, достал из кармана маленькое приспособление из резины с небольшой присоской на конце, поднес ее к глазам жертвы и рывком выдрал обе роговые линзы. Лиловый, проклятье! Некоторые традиционные действия он не выполнил: не снял украшения, оптическое оборудование и вообще все, что можно продать или обменять. Кашель опять засунул голову внутрь обиталища. Застоявшийся запах исходил от мочеприемника, который застрял возле рычага переключения передач. Оба сиденья блестели от грязно-желтого конденсата. Две маленькие цикады автосигнализации продолжали бесполезно трещать, перемигивались лампочки полудюжины странных приборов, установленных один над другим на дне ракушки, размеренно попискивал кардиочастотомер. С кончиной Рака его автомобиль должен был скоро прекратить существование, пусть даже и непонятным для Кашля образом. Он стукнулся затылком о капельницу, которая свешивалась с крыши над пассажирским креслом, из нее череда капель шла по прозрачной трубке к ошейнику. Жидкая субстанция завершала свое движение по механическим органам ракушки, питая медленный метаболизм сцепления, карданов, клапанов и поршней.

Ноги Червя уже не гнулись, и в уголках его губ появилась пенистая слюна. Кашель подал сигнал Пряжке заканчивать быстрее, он помог ему с осциллографом и склонился между сидений в поисках рычага, открывающего багажник. Шум заставил его поднять голову. Кашель глянул в окошко.

— Ты слышал?

— Да, черт возьми!

Кашель выскочил из машины, в то время как его компаньон пытался пристроить на сиденье Червя. Все пригнулись, стараясь спрятаться за распахнутой дверцей. Токсический удар лудоприна действует около часа, если только этот идиот не проглотил что-либо другое.

Шум нарастал. Было уже ясно: приближается машина.