Юрий Цветков - 995-й святой

Цветков Юрий

995-й святой

ЮРИЙ ЦВЕТКОВ

995-Й СВЯТОЙ

Считается, что Кассельская стычка 1528 года между католиками и протестантами началась из-за разногласий в толковании некоторых догматов веры. Так по крайней мере пишут во всех книгах, где упоминается это в общем весьма незначительное событие: в те времена случались побоища куда продолжительнее и кровавее. Что ж, можно принять и такую точку зрения на эту поразительную историю об отце Кроллициасе, объявленном впоследствии 995-м католическим святым.

Все четыре дня Кассельской стычки неразрывно связаны с именем и деяниями отца Кроллициаса.

День первый.

Майским утром 1528 года подмастерье единственного в Касселе цеха бондарей Ганс Крот, помолившись, вышел из дома и направился к лотку, за которым монах-доминиканец торговал индульгенциями. Ганс долго стоял у лотка, внимательно читая прейскурант, и, наконец, попросил дать ему лоскуток пергамента, на котором витиеватыми буквами было выведено: "Отпущение за рукоприкладство на пробста, декана, священника или другое духовное лицо..." Потом, немного подумав, он прикупил также индульгенцию с текстом: "Если же рукоприкладство дошло до кровопролития и имело место вырывание волос либо иное тяжелое насилие или нанесение побоев..."

Старательно спрятав обе индульгенции, Ганс Крот направился к католической церкви и попросил мальчика-служку вызвать отца Кроллициаса. В последующие несколько минут Ганс Крот старательно отработал на святом отце все, что разрешалось двумя грамотами, за исключением, впрочем, "вырывания волос", так как искусственная тонзура сочеталась у преподобного Кроллициаса с весьма обширной естественной плешью.

Господь, разумеется, не обиделся на предусмотрительного подмастерья, - обиделись многочисленные прихожане-католики. Два духовных собрата из паствы избитого Кроллициаса вышли на городскую площадь и в энергичных выражениях стали призывать к мести зарвавшимся протестантам.

Напрасно Ганс Крот, который, как каждый честный бондарь, был протестантом, потрясая индульгенциями, кричал, что он и не помышлял наносить оскорбление католической церкви. Безуспешно он объяснял сбежавшимся прихожанам, что все произошло из-за того, что преподобный Кроллициас не давал проходу его, Ганса Крота, жене. Попранный католицизм жаждал мести.

Бить протестантов начали на городском базаре. Потом католики, воодушевленные кровожадными призывами отца Кроллициаса, разнесли аустерию, которой владели двое самых именитых в Касселе братьев-протестантов.

Протестанты тоже не остались в долгу. Они утопили в пруду церковного старосту и начали было стаскивать дрова к ветхому зданию католической церкви, как на Кассель опустилась ночь, и обыватели отправились по домам.

Конечно же, встав поутру, кассельцы забыли бы об этой заурядной драке, как забывали о подобных вещах не раз. Но то, что произошло в последующие дни, раздуло тлеющие уголья религиозной стычки до пожара выше среднего уровня.

День второй.

Итак, утром следующего дня немногочисленные прихожане-католики рассеянно прислушивались к привычному ритуалу службы, которую вел украшенный синяками отец Кроллициас. И вдруг над Касселем раздался слабый свист, так же внезапно сменившийся треском ломающихся досок. В крыше церкви появилась дыра, лица молящихся обдала горячая волна воздуха, и какой-то дымящийся камень упал у ног отца Кроллициаса.

Преподобный за неуловимую долю секунды отскочил и спрятался за большое распятье. Прихожане в ужасе бросились из церкви.

Когда церковь опустела, отец Кроллициас, убедившись, что упавший предмет не собирается учинять ничего худого, вылез из-за прикрытия, обошел камень кругом и осенил его несколько раз крестным знамением. Затем, сказав выразительно: "С нами божья матерь", нагнулся поднять загадочный предмет.

И тут же церковь огласилась стонами и воплями бедного пастыря. Отец Кроллициас, получивший за последние сутки вторичный телесный ущерб, тряс пальцами и изрыгал отборную хулу: камень был горяч, как раскаленное железо.

Поскольку протестантов ругать за это не приходилось, отец Кроллициас успокоился скоро. Спустя полчаса он, оттопырив перевязанные пальцы, шумными глотками пил хмельное кассельское пиво, и лицо его, как всегда в такие минуты, было умиротворенным.

Полдень и вечер прошли в Касселе, как обычно. И если поутру этого так удивительно начавшегося дня католики и протестанты еще обменивались косыми взглядами, вспоминая о вчерашней драке, то к вечеру даже непосредственный виновник потасовки Ганс Крот мирно беседовал с городским мельником, который был назначен новым церковным старостой католиков. Ничто не предвещало бурной ночи...

Впрочем, бурной эта ночь была только для монастыря. Посреди ночи крепко спавшие после треволнений монахи были разбужены громкими стонами отца Кроллициаса. Посланный узнать, в чем дело, мальчик-служка увидел, что преподобный быстрыми шагами ходит по келье и, непрерывно подвывая, трясет правой рукой.

Служка осторожно спросил святого отца, что его мучит. В ответ пастырь грязно выругался и поднес к самому лицу мальчика неестественно распухшую ладонь. Два пальца этой широченной длани отливали при свете свечи тусклым блеском. Когда же отец Кроллициас постучал друг о дружку этими пальцами и раздался характерный металлический звон, испуганный служка кинулся бежать.

Выслушав сообщение служки, пробст счел его настолько лживым, что на всякий случай отодрал мальчика за уши и спокойно улегся спать. Однако долго почивать пробсту не пришлось: басистые вопли отца Кроллициаса стали гулко перекатываться по всему монастырю.

Недовольный пробст поднял монахов и объявил, что, по-видимому, в их собрата вселился дьявол. Монахи, ропща и зевая, отправились изгонять нечистую силу.

Ввалившиеся нестройной гурьбой в келью отца Кроллициаса монахи застали удивительную картину. Посредине кельи стоял ревущий на одной ноте преподобный и с ужасом глядел на растопыренную ладонь правой руки. Ладонь была вся из блестящего металла, и из нее, как из зеркала, смотрело на отца Кроллициаса его искаженное изображение, оскалившееся в непрерывном реве.

День третий.

Наступившее утро застало монастырь в страшном переполохе. Монахи, позабыв о молитвах, носились по узким монастырским коридорам, время от времени забегая в келью отца Кроллициаса. Тот уже не кричал, а только сипло стонал. Скоро металлической стала вся рука преподобного - от пальца до плеча. Ужас монахов достиг предела.

В это время оправившийся от растерянности пробст с похвальной предприимчивостью заявил, что обрушившееся на их собрата несчастье не что иное, как происки протестантов. Ни минуты не колеблясь, он велел выставить несчастного пастыря на церковную площадь, чтобы честные католики своими глазами увидели пострадавшего за веру.