Родриго Гарсия-и-Робертсон - Род Гарсиа-и-Робертсон

Род Гарсиа-и-Робертсон. Хоровод

Весна, волшебница Весна,

Ты нежности, фея года,

Все распускается, цветет,

Кружатся хоровод.

Томас Нэш. 1567-1601 Церковь на траве

Графиня Анна Нортумберлендская стояла поодаль от танцующих. Сама того не замечая, она покачивалась в такт мелодии, которую лихо наяривали подвыпившие, фальшивящие музыканты. В воздухе разносился пивной дух, на медленном огне тихо бурлила кровь Ячменного Джона. Музыка звала и манила, зажигательный вихрь танца кружил даже трезвые головы. Ноги сами несли Анну в круг, но она не поддалась искушению. Все остальные шотлзшдцы задорно отплясывали. Опьяняющие запахи, вихрь танцующих пар, пронзительные звуки волынок никого не могли оставить равнодушным. Но Анна по-прежнему держалась в стороне, отказываясь от вина и приглашений.

В самый разгар праздненства внезапно раздался конский топот. Музыка смолкла. Анна приподнялась на цыпочки посмотреть, что происходит. Женщины в широких развевающихся юбк»х и кельтских накидках, мужчины в пышных, просторных рубашках, заправленных в кожаные брюки, расступались перед невесть откуда взявшимися всадниками.

Анна взяла свою молоденькую служанку Элисон за руку, желая уберечь от опасности.

Отряд состоял из дюжины всадников, вооруженных луками, самострелами, аркебузами, мечами с двойной рукояткой. На пиках трепетали синие с белым вымпелы. Отряд возглавлял огромный шотландец с угрюмым и грубым лицом, за его спиной, как парус, развевался плащ в синюю клетку, скрепленный у горла брошью в виде солнца с расходящимися лучами. Анна легко узнала эту одежду. Стюарты, королева Мария, король Джеймс были выходцами из Шотландии.

— Керры, скорее с любопытством, чем с тревогой, проговорила Элисон.

За несколько месяцев, проведенных в Шотландии, Анна успела слишком хорошо познакомиться со всеми кланами, что жили рядом с английской границей. Синий с белым были цветами Керра, а солнце — его эмблемой. Всадники держали пики у левого бока, по примеру левши Керра. Никто не назвал бы Керров безобидными. В их клане постоянно вспыхивали ссоры. Керры Фернихерсты знали графиню Анну и неплохо относились к ней, хотя и не любили ее мужа. Однако с Анной они были учтивы, обходительны и называли ее «ваша светлость».

Она заметила синее саржевое одеяние священника из Джедбурга. Его окружали всадники с длинными закругленными топорами. Эти топоры всегда пугали Анну.

Похоже, отряд совсем не Керров Фернихерстов. Те враждовали с Джедбургскими Керрами и сейчас сражались с Уолтером Керром из Сессфорда, губернатором пограничья между Англией и Шотландией. Анна крепче взяла Элисон за руку и, не говоря ни слова, повела ее в самую гущу толпы. Она крепко закусила губу, опасаясь выдать себя английской речью. Если ее увидят, то беды не миновать.

Уолтер Керр объединился с Елизаветой против своей королевы Марии. Недели две назад в горах побывал граф Сассекс с Джоном Форстером, сжигая все на своем пути и преследуя непокорных беглецов. После их набега горцы остались без крова, и теперь небо заменяло им крышу над головой. Приходская церквушка сгорела дотла, остатки шпиля теперь валялись на танцевальной поляне — топоры разрушили то немногое, что не успел пожрать огонь.

Керры расступились, пропуская вперед проповедника. Длинный, костлявый, он злобно глядел на собравшихся из-под полей своей черной шляпы. Его глаза были налиты кровью.

— Разве не сказано в Писании, что негоже предаваться веселью в день отдохновения Господня, уподобляясь неверным филистимлянам?

Из толпы вышел Джок Армстронг из Сайда. Он напоминал гордого волка-одиночку, которому не писаны людские законы.

О том, что он был соратником Керров, напоминала бело-синяя ленточка на шляпе. Керры и Армстронги носили одинаковые цвета. Анну возмутило и напугало легкомыслие и беспечность Джока. «К чему привлекать внимание, зачем дразнить гусей», — рассердилась она.

— Ваша светлость ошибается, — вежливо начал Джок. Мы простые люди, танцуем как умеем, нам чужие танцы не по вкусу, будь они французские или, как вы сказали, филистимлянские.

В ответ на дерзость Армстронга Керры грубо расхохотались. Элисон не сводила с Джока влюбленных глаз и не скрывала своего восхищения. Джок не побоялся дать отпор непрошеным гостям и стал героем дня. Анна вздохнула, надеясь, что Керры не бросятся рубить головы отчаянным опальным горцам и их восторженным подружкам.

Сухопарый проповедник с отталкивающей внешностью, тронув поводья, с угрожающим видом двинулся прямо на Джока.

— Я требую, чтобы вы прекратили эти языческие пляски. Они вас до добра не доведут. Я не потерплю воскресных шабашей с танцами, пением и играми.

— Но наш священник говорит, что в плясках и песнях нет ничего дурного, мирно возразил Джок, указывая на невысокого, аккуратно выбритого человека, стоящего возле костра. А по парламентскому указу мы должны слушаться только своего проповедника. И в наших краях он единственный пастырь.

— Ваш священник — отъявленный папист, вдобавок он вовсе не проповедник, а такой же неотесанный мужлан, как и вы все. Мне известно, что он целыми днями не просыхает от вина.

Священник рычал, как турок, которого окунули в святую купель. Он чувствовал себя чересчур уверенно. Анна подозревала, что уверенность ему придавали не только Керры. Похоже, его поддерживали куда более мощные силы. Например, Елизавета. Шотландцы приграничья не любили и боялись ее больше, чем всего шотландского парламента вместе взятого.

— Святой отец. Джок непостижимым образом сохранял ледяное спокойствие и невозмутимость. — Макнаб — наш священник, а если он и пьяница, так все горцы пьют как королевские лососи. Мы привыкли к нему, и проповеди он читает ничуть не хуже трезвого.

Слушая эту беседу, Сессфорды не могли скрыть усмешки. Они явно были на стороне Джока. Простые, грубые, они и сами были непрочь выпить и приударить за девушками, независимо от дня недели.

Анна опять потянула Элисон за руку. Ей хотелось убежать отсюда.

Священник выпрямился в седле и сурово посмотрел на притихшую толпу.

— Ваши разнузданные, богомерзкие сборища давно запрещены законом. Вы не должны ни петь, ни плясать по воскресеньям, ни хлестать это вонючее пойло, ваше вересковое вино. — Он закатил глаза. — Пастух не должен пасти овец, мельник не должен работать на мельнице.

Священник приподнялся в стременах, его лицо покраснело, ноздри раздулись, глаза горели праведным гневом: — Женщинам нельзя торговать ни на рынке, ни где-либо еще. Пусть хлопочут по дому и ублажают своих мужей.