Галина Полынская - Дождя не будет

Полынская Галина

Дождя не будет

Полынская Галина

Дождя не будет

"Льет и льет вторую неделю, как будто кран на небе прорвало. А заоблачных сантехников нет, все в отпуске, на Земле. Пьют с румяными селянками..." Боже, ужас-то какой! Как мерзко сказала, саму тошнит!

Я выдернула из машинки лист, скомкала и швырнула под стол. Там уже валялось десятка три таких выкидышей. Вот ведь плохо как все в жизни! Книга явно не задалась, мыслей нет, темы тоже, а писать охота. Причем писать великолепно, здорово, грамотно, модно... не умею, а хоцаца. Потянулась за сигаретой, чуть не опрокинула на пол пепельницу, полную воняющих, не состоявшихся идей. Машинку печатную покалечить, что ли?

- Чижик!

Толстый муж с отвисшим задом опять сварил мне кофе.

- Чижунь, я тебе кофейку сварил!

Сейчас у меня внутри все свихнется.

- Кофе помогает творческому процессу...

- Какому такому процессу?!!! - всё, свихнулось. - Ты же видишь, как я мучаюсь?! У меня ни черта не клеится! Можно понять, что у всех гениев бывают кризисы, когда у них не клеится?! И можно в это время к ним не лезть со своим кофе?! В который ты кладешь пятьдесят ложек сахара!!!

Муж, вздыхая, уволок свой помоечный кофе обратно на кухню. Жить не хочу. Мне нужно шампанское.

- Алик!!!

- Что, чижунь?

- Шампанского хочу! Деньги у нас еще остались?

- Я картошки хотел купить, тушенки, молока...

- Чего-чего?!!!

- Бегу за шампанским, ты права, это важнее.

У-у-у-у, сейчас сделаю что-нибудь непоправимое! Какой же он несуразный, неуклюжий, еще эти рубашки в клетку! Сейчас будет три часа искать авоську, вместо того, чтобы взять пакет или принести бутылку в руках!

- Ну, чего ты там копаешься?!

- Да вот, никак сумочку найти не могу. Не видела? Такую, желтенькую?

- Нет!!!!!!!

Ушел, наконец-то, умудрился! У него все получилось! Я выползла из-за своего "рабочего" стола и сделала пару приседаний. Кошмар, а еще говорят, что на Земле есть жизнь! И что художники красивые люди! Пойду, посмотрю, что он там наштрямкал мерзкими красками по гнусному холсту.

В комнатенке, где обитал муж, у окна, торчал колченогий мольберт. К нему был присобачен холст. Именно "присобачен" - криво, неуклюже... Как он сам! Сам такой! И что ж он там намуровал, Сальвадор, несчастный? Я сняла очки и протерла их краем халата. На кое-как загрунтованном холсте был нарисован мужчина в длинном бледно-зеленом балахоне. По его плечам черным потоком лились синевой отливающие волосы. Тонко прорисованное лицо, казалось, светится в раме из этих волос... Лицо-то какое красивое! Я еще раз протерла очки и водрузила их себе на нос. Ух! И что его сподвигло нарисовать такого потрясающего мужчину? Педик он, что ли? И не удивлюсь!

Алик вышел из подъезда и завернул за угол. Желтенькая авоська качалась в такт его шагам. За углом веками воняла роскошная питерская помойка. Казалось, что люди выбрасывают туда мусор прямо из окон домов, но он ни разу не видел ни одного человека в окрестностях этих домов и непосредственно помойки. Алик пристроил авоську на деревянный ящик и глубоко вздохнул. Он делал это уже в сотый, тысячный раз, но всегда это получалось удивительно и больно, как впервые... Он расправил руки, будто собирался взлететь, оторвался от земли, задел ботинком ящик, авоська упала, и Алик подумал, как бы не запачкалась...

Он летел все выше и выше в тусклое питерское небо, отбрасывая со лба иссиня-черные волосы. Через полчаса в магазине закончится перерыв. Он принесет жене шампанского. Непременно.

18 января 2000