Виктор Потапов - Он назвал ее удивлением

Потапов Виктор

Он назвал ее удивлением

Виктор Потапов

Он назвал ее удивлением

Как космический заяц, мой корабль чертил зигзаги - от звезды к звезде, от звезды к звезде. А по пятам, не отрывая носа от следа, упорно гнался все тот же серый волк, мой вечный спутник - одиночество. И было еще неизвестно: загонит ли он меня совсем и, подняв окровавленную морду над добычей, торжествующе зарычит, или я все-таки убегу?

Алмазными подвесками сверкали на черном бархате космоса звезды, без устали подмигивали, кокетливо щурились, зазывая таких бродяг, как я, но всегда оказывалось, что, кроме всесжигающего огня и ледяных унылых пустынь, у них ничего нет за душой.

Эти грубые характеры были не по мне. Я желал найти мир, где между льдом и пламенем существовали бы нежные переходы: зелень травы, щебет птиц, запах жизни. Где бы стояли тихие старинные города с укутанными тенью деревьев улицами, где бы журчали, струясь в кайме древних плит и искрясь темной зеленью на солнце, прохладные воды каналов. И еще я бы хотел, чтобы там жили добрые люди. Хотя мне было бы достаточно и одного... вернее, одной... Единственной!.. Но как трудно найти ее теперь, когда мир людей расширился почти до сотни обитаемых звезд. Кто подскажет мне, возле какой из них кружится та планета, на которой живет она?

Скитанья в поисках любви... Смешно и старомодно... Но чем благополучнее становится жизнь, тем больше мечтательности появляется в глазах людей, тем острее ощущается недостаток и потребность в том, что составляет главную часть человеческого счастья, в том, чтобы каждый мог воскликнуть: "Одна судьба у наших двух сердец: замрет мое - и твоему конец!"

А звезды прикидывались аквамаринами, платиной и золотом, жидким огнем, рыжим пламенем, но я им не верил.

Я сидел на закраине шлюзового отсека, свесив босые ноги наружу, и болтал ими в воздухе, стремясь зацепить пяткой или пальцами ершистую щетку травы, и смотрел по сторонам, морща нос от щекотки и щурясь от яркого солнца.

Я вспомнил прочитанные в детстве старинные романы, пейзажи далеких планет - бездонные фиолетовые небеса, лиловые сумерки, тревожные запахи чужого мира - всегда таинственные, предостерегающие и манящие. А моя наперекор человеческому воображению была обыкновенной и доброй: голубой и зеленой. На цветах, вздрагивая крыльями, сидели разноцветные бабочки, и ветер не гнал навстречу таинственных звуков и резких дурманящих ароматов. Он приносил и пригоршнями кидал в лицо нечто более удивительное и влекущее: жужжание, стрекотанье, чертовски загадочный запах травы и дыхание земли.

По привычке я протянул руку к правому запястью, чтобы нажать нужную кнопку на браслете управления и вызвать вездеход-разведчик, но передумал. Мне было жаль топтать расстилавшийся вокруг бескрайний луг гусеницами машины; хотелось идти пешком сколько могу, чтобы устать, надышаться чистым воздухом, измазать рубашку травяной зеленью, по-волчьи проголодаться и крепко заснуть. Просто идти и смотреть. Все астронавты любят смотреть, иначе они бы не были астронавтами.

Странно, но, усыпив обычную осторожность, этот мир сразу расположил меня к себе, показался мне безопасным и живым, мы словно стояли напротив и дружелюбно разглядывали друг друга, и он гостеприимно приглашал войти в него. Прокладывался в мои мысли и сердце зелеными лесами, в которых созревают плоды на вечерней заре, голубыми каплями озер, лохматыми макушками холмов и отмелями широкой прозрачной реки.

Я шел довольно долго, глядя, как гонит травяную волну разгулявшийся ветер, как из-под ног сердито взлетают пчелы и обиженно скачут врассыпную кузнечики, пока не наткнулся на Куклу, обычную девчачью куклу, глупоглазую, с румяными щеками, в платьице в горошек и белых штанишках.

Нашел и ничуть не удивился, лишь оглянулся по сторонам. Но сразу понял, что зря: кукла была старой и давно уже выцвела под солнцем и дождем.

"Люди... здесь живут люди, - подумал я, улыбнувшись. - Здесь обязательно должны быть люди", - и прибавил шагу.

Планета не обманула моих ожиданий: вскоре вдали, посреди бескрайнего луга, я увидел человеческую фигуру. Она была неподвижна, словно ждала меня, а когда я приблизился, превратилась в чудесную статую девушки. Ее отлили из темной бронзы и поставили не на постамент, а прямо среди живых цветов. Очевидно, те, кто сделал ее, желали, чтобы она казалась застывшим мгновением жизни, а не металлом. И это им удалось.

Сев рядом на траву и поглаживая щеку сорванной былинкой, я долго любовался ею и думал о себе.

Чем дольше я живу, тем больше смысла нахожу во всем, мимо чего раньше пробегал, не замечая. Вся окружающая красота была лишь обрамлением моих чувств, желаний, мыслей, дел. И Гамлет появлялся только для того, чтоб передать мне свой мучительный вопрос, и прочие, кто мыслил, грезил и мечтал - чтоб стать лишь подтверждением на меня сошедших откровений. Природа тоже обретала ценность и звучание тогда, когда в траве поблизости скрывалась чья-то тонкая рука, и пальцы нежные, как нерв любви, тянулись медленно ко мне сквозь стебли, и цветок клонился, накрытый краем платья. И все это чудесно обнимало голубое небо, уединение и безмятежность душ.

Что изменилось?!

Мне кажется, я просто начал понимать немыслимую красоту и сложность мира.

Полуденное солнце горячими оранжевыми пятнами лежало на сомкнутых веках, грело поднятую вверх голую пятку, пальцы, словно в сырой мех, зарылись в траву, и с каждым вздохом в меня вливались покой и светлая надежда.

Загородившись ладонью, я открыл глаза и посмотрел на статую девушки. Прижав согнутые пальцы к ключице, оттягивая ими край тонкого платья, она плыла навстречу застывшим в небе облакам.

Налюбовавшись ею, я поднялся, сорвал росший рядом понравившийся мне цветок и вставил его между пальцами статуи. Погладив на прощание ее по нагретой солнцем щеке, я пошел дальше.

Опять навстречу заскользил нескончаемый луг - трава и цветы, цветы и трава - зеленая бесконечность, щекочущая щиколотки и жужжащая над цветами. Я прошел совсем немного, как вдруг ужасно захотелось скорее попасть туда, где живут люди, сделавшие куклу в полинявшем ситцевом платье; и чудесную бронзовую девушку. И планета снова услышала меня: сказка кольнула слепящим лучом, заставив зажмуриться ровно на миг, затуманила горизонт и растаяла, открыв моему взору беспорядочно рассыпавшиеся по далекой опушке дома. Они стояли прямо среди нетоптанных трав, словно только что опущенные сверху чьими-то руками.

Оглядевшись, я подошел к одному из них, который сразу же мысленно окрестил "деревенской гостиницей", и, отворив заскрипевшую дверь, вошел внутрь.