Конрад Фиалковский - Космодром

Конрад Фиалковский

Космодром

Они укладывали две бетонные полосы, которые должны были соединиться там, где в будущем поднимутся белые купола космопорта, а сейчас был только щебень и воронка, вырытая много веков назад каким-то метеоритом.

Они строили эти полосы, проклиная марсианскую пустыню, и автоэкскаваторы, выворачивающие скалы и красный песок, и считали оставшиеся дни.

— Знаешь, Джесс, как только вернусь на Землю, тут же заброшу комбинезон в самый дальний угол чердака, а шлем водружу на шест у матери в огороде. Пусть пугает птиц. Потом мы с Мэй сядем в вертолет и полетим в большой настоящий лес с грибами и земляникой. И там обязательно должна быть река… или нет, лучше озеро, да, озеро с горячими от солнца валунами у берега, на которые нельзя сесть — таким жаром пышет от них…

— И вы оба так обгорите на солнце, что с вас семь шкур сойдет… — улыбнулся Джесс, и на экране видеогрона стали видны мельчайшие морщинки, появившиеся около его глаз.

— С меня-то наверняка сойдет! Ну, а Мэй в эту пору года и так уж черная, словно бушменка. Это, знаешь, все из-за яхт. Мэй всегда говорит, что человек нигде так не загорает, как на яхтах…

— И под ультразвуковым облучателем…

— Причем тут облучатель? — Дон не понял и смотрел на Джесса огромными карими глазами, в которых просвечивало что-то ребяческое.

— Ну, ультразвуковой облучатель тоже здорово обжигает…

— Да я же о настоящем загаре… на солнце.

— С этим придется еще немного подождать.

— Всего четыре дня. Отсюда уже виден холм, до которого я дотяну свою полосу. Это произойдет в субботу. Потом растянусь в гамаке у видеотрона и стану смотреть матч Австралии с Мадагаскаром, который будут передавать с Земли. Матч закончится по нашему времени перед рассветом, а когда взойдет солнце, за нами прилетят.

— Только бы не опоздали. Там, на Централи, вечно опаздывают…

— Надеюсь, не подведут. Они же понимают, что значит наконец улететь отсюда.

— Может, и не подведут… — повторил Джесс, но не был так уж уверен в этом. Ведь Ар… Ар не улетел с Марса вовремя. Джесс хотел спросить, знает ли Дон Ара, но в этот момент автомат подал сигнал о каких-то неполадках в работе, и Джесс вылез из кабины посмотреть, что сЛучилось. Он спустился но лесенке и сразу же увяз по колено в песке. Песок был красным, как и все на Марсе, и только иногда в нем попадались крохотные кристаллики кварца. «Совсем, как на Земле», — подумал Джесс и побрел вдоль гусеницы к передней части машины, а когда обошел ее, ветер ударил его в грудь, и Джесс увидел, что над песчаной поверхностью пляшут маленькие шустрые смерчи. «Не иначе, будет буря. Она всегда так начинается», — подумал он и взглянул вверх. Небо было черным, и звезды, и солнце светили, как обычно.

Внизу, перед экскаватором, лежал валун, слишком большой, чтобы металлическая лапа машины могла его сдвинуть. Джесс вызвал автомат, и пока тот бурил шпуры для динамитных патронов, смотрел туда, где у самого горизонта работал экскаватор Дона. Еще четыре дня. Джесс повернулся, выругался под нос и полез в кабину, чтобы отогнать машину на время взрыва.

Встретились они вечером на базе. Это было временное помещение, без климатизации, и ночью, когда температура снаружи падала до минус шестидесяти градусов, внутри купола становилось холодно и дыхание превращалось в иней. Не помогало и центральное отопление. Тогда Джесс и Дон залезали в большие мешки с электрообогревом. Однако вечерами бывало немного теплей, и они ходили в одних комбинезонах.

— Я сегодня отхватил порядочный кусок, — сказал Дон, как только вышел из шлюза. — Мой холм все ближе.

— А мне попалась какая-то чертова скала. Пришлось два раза взрывать,

— Джесс сказал это равнодушно, без злости.

— Пожалуй, завтра много не сделать. Будет песчаная буря.

— Да. Смерчи крутят, я сегодня видел…

— А все-таки хотелось бы дотянуть до холма.

— Дотянешь, если эта треклятая пустыня не проявит своего норова и не начнет плеваться песком, — Джесс кончил готовить ужин и развалился в кресле, вытянув длинные худые ноги.

— Так или иначе, через три дня летим.

— Летим, — повторил Джесс, наблюдая, как Дон выковыривает из консервной банки большие куски свинины.

После ужина Дон включил видеотрон. Показывали китайский театр с драконами и зонтиками. Цвета были немного искажены, и Джесс раздумывал, что бы произошло, если б у людей действительно были такие же светлозеленые лица, как на экране. Ничего не надумав, сказал об этом Дону.

— Ничего б не произошло, потому что люди бы привыкли, — ответил Дон, продолжая глядеть на экран.

— Ты думаешь, что можно привыкнуть к зеленым лицам и говорить: «Ах, как ты чудесно позеленела» или «Ты так невинно зеленеешь»?

— Наверняка.

— Хм… я бы, пожалуй, не привык…

— А к пустыне ты привык?

Джесс зло взглянул на Дона. Они никогда не говорили о пустыне. Она и так всегда была рядом. Всегда. Иногда он думал, что пустыня даже ночью не дает забыть о себе, проникая сквозь входные шлюзы. Он не любил пустыню, и Дон знал об этом.

— Может, все-таки выключишь видеотрон и послушаешь Централь, — сказал он Дону и отвернулся от экрана.

— Выключу, но сначала послушаю прогноз погоды для Европы. Не хочется попасть под дождь, когда прилетишь…

— Мать придет и принесет тебе на космодром плащ.

— Придет с Мэй и принесет плащ, — согласился Дон.

— А я промокну… — проворчал Джесс.

— Не любишь дождя?

— Люблю, когда сижу дома и смотрю в окно.

— Значит, тебе надо оставаться на Марсе. Здесь никогда не бывает дождей.

«Что это с ним сегодня? — подумал Джесс. — Ведь не он, а я напоролся на скалу, и вообще он ушел дальше».

— Да, но зато здесь песок, красный песок, а это еще хуже, — заметил он. — Видишь, песок лезет всюду: за воротник и в ботинки. Даже на зубах скрипит. Куда уж хуже! А дожди рано или поздно прекращаются.

— Но в Европе в ближайшую неделю не будет дождя, — сказал Дон и выключил видеотрон.

Потом они настроились на Централь. Она подавала странный, прерывистый сигнал, словно кто-то кидал камушки натуго натянутый барабан. Ее передающие автоматы были немного разрегулированы, и сигнал блуждал по нескольким делениям шкалы, каждый раз чуть-чуть сдвигаясь. Сегодня он был точно на метке. Джесс сказал в микрофон: «На приеме», и теперь оба ждали, пока там соберутся ответить.

Джесс смотрел на мерцающий в темноте указатель настройки и раздумывал, получил ли его отец сообщение о том, что он возвращается. В полдень лаборант постучится к нему в кабинет: «Вам телеграмма с Марса». Отец, конечно, сидит за письменным столом в сером, немного тесном пиджаке, массивный, квадратный, слишком большой для своего кабинета. «Тебе надо было стать лесорубом, а не физиком», — всегда смеялась мать. Джесс попытался на минуту представить себе отца лесорубом, но это ему не удалось. Впрочем, в качестве физика отец был на своем месте. Джесс тоже должен был стать физиком, но не стал… а жаль.