Станислав Янчишин - Ты будешь жить!

Станислав Янчишин

ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ!

22 апреля — День Рождения Ивана Антоновича Ефремова,

великого человека, показавшего мне прекрасные

горизонты, от которых я уже никогда не смогу отказаться!

1

— Послушайте, майор, что это еще за бессмыслица?! — Шеф швырнул на стол тонкую папку c докладом и недовольно уставился на, считавшегося прежде нормальным, майора Ясенева.

— Виноват. — Кирилл мысленно принял оборонительную стойку, но генерал уже захватил инициативу и не собирался принимать формальные извинения.

— Ты это брось, сядь! — голос генерала звучал внушительно, когда тебе так указывают, не особо повозражаешь. — С докладом твоим я ознакомился, — уже спокойно продолжал он, — честно говоря, на второй странице возникло желание бросить все это в корзину, а тебя самого послать на медицинскую комиссию… на предмет освидетельствования психиатром.

Генерал испытывающе поглядел в напряженное лицо Кирилла, в его темные глаза, блестевшие из-под очков (или это все же линзы блестят?) — Думаю: совсем парень свихнулся на фантастике, пора ему в отпуск. Но потом сдержался, заставил себя дочитать до конца. Знаешь, что хочу сказать? Растешь! В профессиональном смысле, конечно. Написано четко, сжато, логика как у Дзержинского — железная, вычленены интересные факты. Самое смешное, что, несмотря на фантастичность предположения, собственно фантазий — минимум. В общем, повторяю, с узко профессиональной точки зрения, все в порядке. Именно поэтому я пока не ставил резолюцию и пригласил тебя, Кирюша. Ты же талантливый перспективный работник. Ну, и зачем все это тебе?!

Ясенев нервно теребил толстую американскую авторучку. Он понимал, что такой разговор будет, разговор нелегкий. Он был готов.

— Давайте, товарищ генерал, отталкиваться от самого невероятного — наш подопечный действительно гость из будущего, да такого далекого — даже представить трудно…

…Прошел час. Генерал устало вытирал платком лоб, моргал покрасневшими глазами. Кирилл тоже не сиял бодростью. Однако он чувствовал, что цель близка. Еще немного и шеф согласится, нужно только поднажать. А тот все не унимался.

— Ты пойми, майор. Ведь это не какой-нибудь пачкун диссидентишка, что на машинке под копирку гадости строчит и дружкам раздает в обеденный перерыв. Это крупный писатель, известный ученый. Основатель целой науки, как ее… — он полистал доклад — тафономии! А если ты ошибаешься?

— А если не ошибаюсь?! — контратаковал Кирилл. — Павел Ильич, дорогой! Специфика нашей работы такова, что мы можем рисковать собой и другими, своей репутацией, карьерой, ошибаться и снова пробовать, но не имеем права быть благодушными. Вспомните, как Вы шутили, что если придут сведения о появлении вампиров, мы просто обязаны принять все меры, вплоть до заготовки осиновых кольев в промышленных масштабах. Не такая уж это шутка! Вспомните, Вы сами нас этому учили — лучше арестовать скопом десятерых, если точно знаешь, что среди них есть один враг. Перед остальными извинимся. Поймут и простят, а не простят, так что ж, не впервой — служба такая. Но чего нам точно не простят, так это бездействия. Не простят, если упустим того самого, одного из десяти.

— Ну, ты уж хватил! При чем здесь враги? Как я понимаю, исходя из твоей же версии, писатель наш вовсе не враг, а именно друг — из далекого коммунистического послезавтра. — Генерал вздохнул, и лицо его на секунду приобрело выражение какой-то детской незащищенности. Возможно, он мысленно перенесся в годы юности, когда казалось — коммунизм так близок. И никто не мог представить, что придут времена, когда в победившей стране вера в него будет уменьшаться с каждым днем.

— А… это я образно, — майор понял, что его действительно немного заносит, но результат был налицо — шеф все больше склонялся в его сторону. Нужен решающий удар!

— Образно он! — ворчал генерал.

— Тут ведь все дело в принципиальном подходе, — нажимал Ясенев. — А если мы действительно найдем что-то такое, что перевернет науку, наши представления о современной политике? Да я же не прощу себе бездействия, и Вы не простите!

— Все, что ты изложил, довольно убедительно, но я не могу понять главного: почему я должен давать добро на предприятие более чем сомнительное, — напряженный взгляд на майора, — да, да, сомнительное! Настоящие враги только и ждут повода, чтобы вцепиться в любой наш промах. «Голоса» так и начнут вопить: «кощунство, неостывшее еще ложе великого писателя осквернено руками КГБ!» А внутренние правдоискатели? Ты представляешь, как станут шушукаться и в Академии и в Союзе, и на любой кухоньке?! А самиздат!..

— Павел Ильич! — голос Кирилла звучал жестко и почти официально, но с ноткой трепета. Это «вводилась в обозначившийся прорыв танковая армия». — Павел Ильич! Возможно, дело идет не только о каких-то технических новинках, но — о безопасности нашей Родины. О ее БУДУЩЕМ!

— Поясни. — Недоумевающий шеф сам шел в расставленную ловушку.

— Поясняю. В последнем романе субъект прямо говорит о будущей войне между Востоком и Западом, понимаете?.. Атомной войне!

Молчание повисло над столом. Стало отчетливо слышно, как тикают громоздкие каминные часы, отсчитывая время до наступления неминуемого будущего. Что мог знать о войне этот мальчик, раскладывающий сейчас свои нелепые бумажки! Спасская Полисть, Волосово… для майора это были только географические названия, вряд ли особо выделенные в курсе военной истории. Он ведь не жил месяцами в землянке, где под ногами хлюпала болотная жижа, не видел обезумевшую мать, несущую убитого ребенка рядом с обессилевшими бойцами 2-й Ударной, не шел с партизанским обозом к измученному голодом Ленинграду, не плыл, обняв бревно, в ледяной воде Нарвы. Печальная присказка: «Кириши — Кириши, до чего ж вы хороши», для него не память о бесконечных атаках, а пустой звук.

Очень-очень давно Павел Ильич дал себе слово: пока будет жив, не допустит, чтобы страна вновь оказалась хоть в чем-то не готовой к любой новой беде.

Генерал мрачно глянул в очередную выписку: «…Гриб воды и пара от ядерного взрыва стоял над океаном…», а когда дошел до слов: «…они были в одинаковых фуражках с золотыми символами…», бросил невольный взгляд в сторону вешалки, с рогов которой свисала его собственная — с золотыми…

Майор, не теряя времени, тут же подсунул новый отрывок. Теперь шеф поджал губы и удивленно попросил пояснений: — Монастырь, красная курица, красный тигр, синяя лошадь, зверинец какой-то! Что за… — Это по буддийскому календарю, — отреагировал Кирилл, — а вот расшифровочка, наш формат календаря, григорианский стиль, — генерал продолжал молчать, вчитываясь в цифры.