Борис Штерн - Надо избавляться от старых мифов, но при этом создавать новые

Штерн Борис

Надо избавляться от старых мифов, но при этом создавать новые

Борис ШТЕРН

Надо избавляться от старых мифов,

но при этом создавать новые

Борис Штерн - писатель парадоксальный. Хотя бы потому, что не считает себя фантастом, несмотря на то, что в 1997 году на "Интерпрессконе" за повесть "Да здравствует Нинель!" получил "Бронзовую улитку" из рук самого Б. Стругацкого. Премию тоже парадоксальную, поскольку не приносит ни денег, ни громкой славы. Зато она - своеобразный знак качества, свидетельство высокой репутации в профессиональных кругах (ни одно произведение так называемого массового спроса и близко не подошло к первым местам в списке номинаптов).

То ли тому виной мягкий украинский климат, то ли сказывается извечное жизнелюбие южанина, но "странной литературе" Штерна, в отличие от угрюмоватого постмодернизма российского образца, присуща какая-то веселая, даже озорная человечность.

Например, "Записки динозавра", впервые опубликованные в либеральной "Химии и жизни" в оформлении блестящего мастера соц-арта и тоже трогательно-человечного Г. Басырова - повесть о престарелом ученом, продавшем душу дьяволу за возможность свободно работать, говорить то, что думаешь, и без помех творить добро. Ситуация при всем своем абсурде вполне близкая сердцу советского человека. Нам удалось побеседовать с Борисом Штерном сразу после вручения ему "Улитки".

"ЛГ" - "Надо избавляться от старых мифов и не создавать новых" - эти слова принадлежат герою вашей повести -" Записки динозавра", мудрому старому ученому. Это и ваше мнение?

Б. Ш. - Это мой главный герой так считает. Интересное мнение, но не мое. Все земные цивилизации (неземные - не знаю) строились на мифах. Все. От египетской до советской. Когда первая обезьяна сочинила себе Историю, она превратилась в человека. Без мифов нет культуры. "Солнце всходит и заходит", "Ленин всегда живой", "Если в кране нет воды, воду выпили жиды" - это мифы; но как без них? А я считаю: от старых мифов надо избавляться, но при этом создавать новые, более удобные. А без мифов - скучно. "Волга впадает в Каспийское море" - это верно, но скучно.

"ЛГ" - "Записки..." - гимн "Хомо сапиенс сапиенс"...

Б. Ш. - Ну уж... гимн. Миф.

"ЛГ" - ...и одновременно это еще и хроника одного дня редакции академического научно-популярного журнала. Вы ведь начали печататься именно в таком журнале, в "Химии и жизни". Но повесть была опубликована уже в 1990, под самый занавес. А вы ведь начинали раньше, в 70-х. И как это было?

Б. Ш. - Ну, как... как у всех. По молодости и наивности рассылал свои рассказы в разные редакции. Отвечали - на письма трудящихся положено было отвечать. Однажды послал в "Химию и жизнь". Странное, кстати, название... Слово "химия" в русском языке неоднозначно, вызывает разные ассоциации. Менделеев. Химическое оружие. Химичить. Или: попасть, угодить "на химию" (облегченный ГУЛАГ). В общем, химики мне ответили: нравится, берем. Напечатали с десяток рассказов и большую повесть. Вообще в застой "Химия и жизнь" ("Наука и жизнь", "Знание - сила") была как отдушина. Очень я люблю этот журнал, его сотрудников и его первого главного редактора академика Игоря Васильевича Петрянова-Соколова, в Дубне в бане парились, царство ему небесное.

"ЛГ" - Премия "Бронзовая улитка" самым недемократическим образом присуждается лично Борисом Натановичем Стругацким. То есть именно он из всего списка выбрал именно вашу повесть. А вы причисляете себя к его ученикам?

Б. Ш. - Да. Шеф. Мэтр. Учитель. В 1971 году я на один день дезертировал из армии, чтобы познакомиться с Борисом Стругацким. Это длинная история. И ушел от него окрыленным и воодушевленным. Все обошлось - патруль меня не поймал. Насчет "Бронзовой улитки" - это не премия, а приз. Стютюетка. Но очень приятно. Присуждается недемократическим образом? При чем тут демократия - приз Бориса Стругацкого присуждает сам Борис Стругацкий. Хозяин - барин.

"ЛГ" - Но в сборнике "Время учеников" не захотели участвовать...

Б. Ш. - Не делайте под Стругацкого, делайте под себя.

"ЛГ" - Я впервые узнала, что есть такой Штерн, когда попался на глаза в "Химии и жизни" рассказ "Дом". Про небольшой Дом в южном городе. К нему в гости ходили, и он в гости ходил, спрашивал: "Как здоровье мадам Особняк?" Сразу мелькнула мысль, что это где-то в Одессе...

Б. Ш. - "Итак, я жил тогда в Одессе". В Отраде. Отрада это такой одесский район, для тех, кто не знает. Отрада, Аркадия, Молдаванка, Бугаевка... Я 17 лет жил в Одессе, филфак там закончил.

"ЛГ" - Кстати, как поживает украинская фантастика?

Б. Ш. - Вы неправильно сделали ударение. Сейчас украинская интеллигенция требует от русской интеллигенции ставить ударение в слове "украинский" не на "а", а на "и" - украИнский. Вроде эстонского "Таллинн" с двумя "н". Или Алматы. Как поживает украИнская фантастика? Недавно в Спилке письмеников читался доклад "Куда плывет корабль фантастики?". Я не пошел. Плывет куда-то... Если вниз по Днепру плывет, то в Черное море. Если вниз по Волге - то в Каспийское...

"ЛГ" - А как поживает Спилка Письменников?

Б. Ш. - Слава Богу, драк и сжигания чучел не было. Но есть признаки тихой медленной деградации.

"ЛГ" - Понятно. Но если перейти от литературной жизни к собственно литературе... Точнее, к фантастике. С ней тоже далеко не благостно. Что на Украине, что в России. Нынешняя фантастика стала какой-то недоброй, жесткой, если не жестокой. А вы раньше были писателем добрым.

Б. Ш. - Я и сейчас добрый. Написал вот громадный роман "Эфиоп, или Последний из КГБ". Добрый он или не добрый... не знаю. Но веселый. А раз веселый, значит добрый. В нем восемь частей, первая называется "Эфиоп твою мать".

"ЛГ" - А что это вас в Эфиопию занесло?

Б. Ш. - Одна из линий романа - история арапа Петра Великого, только наоборот. Во время гражданской войны украинского хлопчика Сашка Гайдамаку вывозит из Крыма французский шкипер, негр. Спасает хлопчику жизнь, доставляет его в Эфиопию и дарит тамошнему императору. Цель - генетический эксперимент: в четвертом поколении вывести из хлопчика африканского Пушкина. Сашка запускают в императорский гарем, где он трудится не за страх, а за совесть.

"ЛГ" - Гарем-то откуда? Эфиопия, вроде, страна христианская.

Б. Ш. - Потому что это не совсем Эфиопия. Страна, в которую попал хлопчик, называется Офир. Вообще-то для симметрии должна быть Эфиопия, но в какой-то момент я понял, что описывать Эфиопию не смогу, потому что там не был. А сфантазировать некий обобщенный африканский Офир - вполне. Юрий Нагибин говорил, что писатель должен знать о предмете либо все, либо ничего.

"ЛГ" - А что писалось легче? Роман или рассказы?

Б. Ш. - Рассказы. Я вообще рассказчик. Роман дается трудно - это, скорее, несколько рассказов, объединенных общим стержнем. Истории, а вернее, история. Альтернативная. Что было бы, если бы... например, Антон Павлович Чехов в моем романе умирает не в 1904, а в 1944 году. Что он делал эти сорок лет? Почитайте.