Константин Якименко - Самое дорогое

Константин Якименко

Самое дорогое

Скоро я умру.

Приближение смерти меня не пугает. Ведь это уже не я — только моя тень, жалкий призрак человека, которым я когда-то был. Этот человек потерял всё, что мог потерять. Пришло время потерять последнее.

Я не знаю, куда меня ранило. Скорее всего, перебит позвоночник. Я не чувствую тела и понятия не имею, есть ли у меня ещё руки и ноги. Осталась только голова, но я не могу её повернуть. Лишь глаза и уши до сих пор верны мне. И ещё я могу говорить. Недавно решил проверить и сам себя испугал — так дико прозвучал мой возглас в окружающей тишине.

Тишина… ему показалось мало того, что я неподвижен — он решил изолировать и моё сознание. Только белый потолок, отливающие металлом стены и дверь. За дверь я буду держаться до последней секунды. Не потому, что ещё на что-то надеюсь — слово «надежда» давно потеряло смысл. Но провести остаток жизни внутри тёмной одиночной камеры мозга… Нет, только не так. Хотя бы маленький кусочек мира. Хотя бы дверь.

Рядом стоит машина, которая поддерживает моё угасающее существование. Я не могу её видеть, но знаю: она тут. С её помощью специалист мог бы вернуть мне настоящую, полноценную жизнь. Но кто на это пойдёт? Если бы сюда добралась Ин-Кинтар… но что она теперь может? Впрочем, пускай бы даже могла…

Ин-Кинтар… сколько раз я смотрел на неё, а видел тебя. Вот и сейчас: стоит закрыть глаза, и твоё лицо снова передо мной. Я прошу тебя: не надо, пожалуйста. Оставь меня в покое, я не хочу смотреть в твои глаза. Не потому, что они напоминают о том ужасном дне. А потому, что знаю: ты бы не хотела, чтобы я мстил. Он и так наказал себя, сказала бы ты. Поэтому я сам во всём виноват. Я мог бы ещё жить, если бы не выступил против Кам-Хейнаки, если бы не разнёс этот чёртов Чентраг…

Жить… какая ерунда.

Жить и продолжать карабкаться вверх? Жить и быть причиной множества смертей и несчастий? Зачем? Ведь ты уже никогда не будешь рядом со мной. Что бы человек ни делал — главное, чтобы он мог сказать: «я сам этого хотел». Могу ли я так сказать? Ведь я даже не знал, чего хотел. У меня не хватило сил выбрать — и я потерял всё. Если мне не смогла помочь ты — не смог бы никто.

Почему я до сих пор разговариваю с тобой? Прошло уже столько лет, а я по-прежнему мысленно говорю «ты», будто сейчас ты выйдешь из двери напротив и скажешь: «Не волнуйся, Крам, видишь: всё хорошо». Неужели это навсегда? За что мне такое наказание? Навсегда… что за вздор. Моё «всегда» — несколько часов, не больше.

Дверь открывается: надо же. Верил ли я, что это когда-нибудь произойдёт? Но разве я не знаю: есть только один человек, который мог бы посетить меня, и это, конечно, он. Нет, Кам-Хейнаки не допустил бы, чтобы я умер, не увидев напоследок, как он торжествует победу. Да, я предполагал, что он придёт. И я готов ко встрече. В этот раз — кажется, да.

— Здравствуй, Чен-Крамбаль, — говорит Кам-Хейнаки. — Видишь меня?

Он подходит ближе, садится рядом, и теперь я различаю его лицо. Всегдашний уверенный взгляд: «люблю смотреть на людей сверху и видеть их насквозь». Когда в последний раз я лицезрел его вот так, вблизи? Неужели еще тогда, пятнадцать лет назад? А ведь мне достаточно было всего лишь прижать палец — и избавить мир от мучений, причиняемых ему неуёмным гением с его безграничной жаждой власти. Хотя никто не сказал бы мне спасибо. Даже ты… и это самое страшное.

— Вижу, Хейн, — мой голос слаб, но слова звучат чётко. — Не сомневайся.

— Ваши войска разбиты, — говорит он. — Последние сейчас сдаются в плен. Система почти восстановлена. Да, и ещё: Ин-Кинтар здесь, во дворце.

Должно быть, этим он хотел особенно задеть меня. Однако у него не вышло.

— Она… в порядке?

— Ей не причинили вреда.

— И ты пришёл, чтобы это сказать?

— Ты же хотел узнать, чем всё закончится?

— Теперь я знаю. Поздравляю тебя с победой.

— А знаешь, что будет дальше?

Я молчу, но он рассказывает сам:

— Скоро я возглавлю Галактический Совет. Пока ещё остаётся Укентра, но я прижму и её. А потом расширю Систему Центрального Контроля. Представь: она будет контролировать всех. В любой момент я смогу узнать всё о каждом. И никто не сможет сопротивляться. Вот это и есть верхушка! Видишь, чего можно достигнуть только благодаря своему уму?

— Никто не будет сопротивляться? Разве в Галактике больше нет таких как… — хочу сказать «таких, как я», но понимаю, что это неправильно. Я ведь совсем не такой — может быть, никогда таким и не был.

Он смеётся — искренне, от души.

— О чём ты говоришь? «Таких» — единицы. По-твоему, люди стремятся к свободе? Чушь! Они получают свободу и тут же стремятся её лишиться. Им легче, когда кто-нибудь другой делает выбор за них. Не важно, как называют этого «другого» — Господь Бог или Кам-Хейнаки. Никто не станет бунтовать, Крам. Они будут довольны, что за них всё решает Система. Большинство людей такие, но я — не такой. Поэтому они внизу, а я — наверху.

Когда-то я поспорил бы с ним, но теперь мне всё равно. Даже если он подчинит себе десять галактик, это ничего не изменит.

— Может, ты и прав. Время покажет.

— Что с тобой, Крам? С каких пор ты такой равнодушный?

— С тех пор, как моя жизнь закончилась.

— Она не закончилась. Я могу вернуть её тебе.

— Что за глупые шутки?

— Я серьёзно, Крам. Твой мозг в порядке — значит, ничего не потеряно. Тело можно реконструировать. Одно слово — и ты будешь жить.

Нет, я не ожидал, что он это предложит. Вернуть жизнь? Если бы так же легко можно было вернуть то, что её наполняло.

— Нет, Хейн. Пусть труп остаётся трупом.

— Но ты ещё не труп.

— Ошибаешься. Перед тобой живой труп. Я умер пятнадцать лет назад. Когда ты убил Иль-Аман.

— Я не убивал её, Крам.

— Это детали. Мы оба знаем, как всё было.

— Ладно. Тогда зачем ты уничтожил Чентраг?

Я знаю, зачем. Когда Ин-Кинтар пришла за мной, она смотрела на меня твоими глазами — и я поверил, что не всё ещё мертво. А когда она попросила меня возглавить восстание, мой ответ «да» был предназначен не ей — тебе. Но теперь я знаю: ты хотела бы не такого ответа. Кам-Хейнаки отнял у меня тебя — самое дорогое, что у меня было. А я решил отнять у него планету, этот энергетический центр цивилизации. Почему я был так глуп? Почему не понимал, что у него невозможно ничего отнять? Ведь у него ничего нет и никогда не было. И даже теперь, когда он вот-вот будет повелевать Галактикой, у него по-прежнему нет ничего.

— Это была ошибка. Самообман.

— Но ведь есть ещё я.

Убить Кам-Хейнаки? Почему это звучит почти так же, как уничтожить Вселенную?