Евгений Филенко - Ловушка для падающих звезд

Филенко Евгений

Ловушка для падающих звезд

Евгений Филенко

Ловушка для падающих звезд

- Смотри, звезда упала! - с детским восторгом воскликнула девушка Света и поцеловала Тимофеева.

- Да, - сказал Тимофеев и поцеловал девушку Свету. Затем, оправившись от естественного головокружения, добавил: - Это поэтическая метафора. На самом деле звезды не падают. Падают метеориты, раскаляясь и сгорая в атмосфере.

- Все-таки ты ужасный зануда, Витенька, - вздохнула девушка. - И за что я только тебя люблю?

После таких слов душа Тимофеева возликовала, воспарила к ночному небу и запела не своим голосом, в то время как тело пожало плечами и рассудительно заметило:

- Вероятно, потому что я тоже тебя люблю.

Они стояли посреди влажного от росы свежевыкошенного луга, окруженные ночной тишиной и умопомрачительными запахами земли и трав, увядающих в стогах. Облаченные в зеленую стройотрядовскую форму, они чем-то походили на авиадесантников, только что с боем захвативших неприятельский плацдарм, на самом же деле были всего лишь студентами.

- Будь на твоем месте заурядный влюбленный, - не унималась Света, - он бы давно уже пообещал мне достать с неба звездочку.

- Но я-то отлично знаю, что это невозможно, - произнес Тимофеев. - И потом - зачем тебе звезда?

- Ну, это уж мое дело, - засмеялась Света. Затем сделала капризную гримаску и стала канючить: - Ну, Витенька, ну только одну... маленькую... вот такусенький метеоритик...

Выражение лица Тимофеева, прежде глуповато-радостное, как у всех влюбленных в мире, резко изменилось, и Света осеклась на полуслове.

- Я пошутила, - торопливо заявила она.

Но было поздно.

Весь обратный путь Света поддерживала Тимофеева за локоть, ибо сам он был уже не в состоянии различать что-либо у себя под ногами и поминутно терял равновесие на разухабистой проселочной дороге. На ходу она пыталась втолковать ему, что ни звезда, ни тем более метеорит ей, конечно же, не нужны, она просто хотела убедить его, что любовь и рационализм - понятия несовместимые, хотя это и так очевидно. Однако ее слова не возымели на Тимофеева, погруженного в инженерно-технические раздумья, никакого действия. В минуты озарения его самоуглубленность приближалась к йогической каталепсии, и потому Света, как мысленно, так и вслух кляня себя за неосмотрительность, дотащила Тимофеева до сельского общежития, подняла на верхнюю ступеньку дощатого крыльца и, привстав на цыпочки, с исключительной силой поцеловала.

Тимофеев очнулся.

- Где мы? - спросил он, озираясь.

- Дома, - пояснила Света. - Пора спать, Витенька.

- Вот как! - изумился Тимофеев, но спорить не стал.

Они нежно простились, после чего Света пошла на девичью половину, а Тимофеев растерянно потоптался на крыльце, затем долго бродил между койками со спящими стройотрядовцами. Добравшись до своей, он повалился на спину и почти час неотрывно смотрел в линялый потолок, на который живописно падали отблески лунного света из окна. В его мозгу со скрежетом проворачивались застоявшиеся в бездействии тяжелые маховики парадоксального мышления, не раз приводившего Тимофеева к самым неожиданным результатам. И с каждым мигом эти маховики набирали обороты.

Наутро Света обнаружила Тимофеева на чердаке почти построенного кормоцеха. Участвуя в настилке полов, он попеременно ударял молотком то по гвоздю, то по пальцу. Взгляд его был устремлен в никуда. Там уже представали перед ним изощренные натюрморты чертежей и блок-схем задуманного прибора.

- Виктор, - строго заговорила девушка. - Ты, по крайней мере, должен отдавать себе отчет в том, что эта штука лишена всякого смысла. Она попросту никому не нужна. Она бесполезна для научно-технического прогресса!

- А тебе? - робко спросил Тимофеев. - Ты же хотела метеорит...

- Я уже расхотела, - отрезала Света. - Как всякая женщина, я ужасно непостоянна. В данный момент я хочу, чтобы вечером мы с тобой пошли в сельский клуб на танцы.

- Это невозможно, - вздохнул Тимофеев. - Я уже не могу не думать об этом приборе. Он взял меня в плен, и я должен его сделать. Иначе от него не освободиться.

Света зажмурилась и пошла на откровенную провокацию, которую ни за что не позволила бы себе в иных обстоятельствах.

- Выбирай, - приказала она. - Либо я, либо он.

На горе-изобретателя было жалко смотреть.

- Я люблю тебя, Света, - скорбно промолвил он. - Но ты не права. Изобретений, бесполезных для научно-технического прогресса, не бывает...

- А трамвайные компостеры?! - вне себя закричала девушка и кинулась прочь.

Когда Тимофеев шел из столовой, чтобы провести остаток обеденного перерыва в полезных размышлениях о судьбах открытий, к нему неспешно приблизился кряжистый мужик, плоть от плоти земной, бригадир сельских механизаторов Федор Силуков.

- Тимофеич, - произнес он прокуренным голосом, придав ему сколько возможно задушевности. - Веялка не фурычит. Взбрыкивает, язви ее, и зерном фукает. Зашел бы...

- Зайду, - рассеянно пообещал Тимофеев. - Федор Гаврилович, у вас, я помню, дома имеется сломанный диапроектор "Экран"...

- Непременно имеется, - обрадовался Силуков, быстро уловив, чем именно он сможет отблагодарить полезного человека. - Забирай его, Тимофеич! Один леший, я себе видеомагнитофон покупаю. Только ты учти, парень: мне не треба, чтобы веялка по небу летала. Мне треба, чтобы она зерном, язви ее, не фукала. А то я тебя знаю - ты рационализатор злостный... Ну скажи на милость, на кой нам картофелесборочный комбайн, что ты из списанной "Нивы" соорудил? Он же, язви его, бензину сколько жрет, а нам, один леший, по осени шефов из города нагонят - они всю картошку подчистую выберут...

Вечером было совсем плохо. Девушка Света подцепила под руку местного комбайнера Васю и, поджав свеженакрашенные губки, прошла с ним на танцы мимо печального Тимофеева, державшего под мышкой раскуроченный диапроектор. Сердце злостного рационализатора дробилось на мелкие фрагменты, обливаясь при этом кровью. Но он твердо знал, что наука требует жертв.

Так или иначе, он уже представлял себе конкретную реализацию замысла. Вооружившись гаечным ключом, топором и паяльной лампой, он уединился в подсобном помещении сельского общежития. Лампа горела адским синим пламенем, чадя и воняя бензином. Диапроектор серийного производства мелко вздрагивал, учуяв возможность внести свой вклад в научно-техническую революцию. Топор и ключ мирно лежали на табурете, зная, что не будут обойдены вниманием.

К полуночи каждый получил что хотел.

Лелея на простертых перед собой руках запеленатый в мешковину прибор, возникший на обломках диапроектора, Тимофеев устремился во двор. Путь ему освещали ясные звезды и полная луна, как никогда похожая на плохо пропеченный блин. Тимофеев спешил испытать свое детище в полевых условиях - иными словами, на том самом лугу, где все и началось.