Наталья Баранова - Игры с судьбой. Книга первая

Баранова Наталья Валерьевна

Игры с Судьбой

(книга 1, полный файл)

1

Тишина. Только плеск воды. Тьма. Одиночество. И можно биться головой о стены — это ничего не изменит. Потерян счет времени. Он забыт, вероятно, похоронен. Знает ли кто из бывших друзей о его судьбе? Да и живы ли они сами?

Страшное, темное место. Форт Файми. Холодное течение огибает берега скалистого острова, на котором он расположен, и оттого так стыло в каменных стенах форта. Но еще холоднее на душе. Там кусок прозрачного голубого льда, который не дает даже вздохнуть полной грудью.

Страх. Боль. Отчаяние. Он рвался из последних сил, пока можно было рваться. Теперь он готов к смирению. Почти готов. Но на самом дне души еще теплится надежда. Вера в чудо.

Прикрыв глаза, мужчина прислонился спиной к скале, прикусил губу. Близилось время прилива, когда вода, проникая через расщелины скал, стремилась разделить с ним покой его прибежища. Он только гадал, как будет в этот раз — она придет и покроет пол, заставляя неметь щиколотки, или, поднимаясь все выше, ласковыми холодными ладонями коснется его груди, замораживая дыхание.

Проще всего было — смириться — отдаться ее воле. И тогда, когда к нему заглянут, найдут лишь тело. Это было проще. Это было безболезненней, чем бороться каждый раз, получая краткие отсрочки. Бороться бесконечно, зная о тщетности всех усилий. Все равно, его обрекли на смерть. И лишь от него зависит, когда это случиться — сегодня, или он и в этот раз выиграет схватку с костлявой.

«Идиот, — подумал он, награждая себя бесконечно лестными эпитетами, — глупец. Трус! Разве можно было жить, как жил ты, — безучастно взирая на мир, позволяя волнам времени нести себя по течению. Ты же видел, к чему оно несет! Но почему, почему ты был столь безразличен?»

Он потер ладонь о ладонь, пытаясь хоть немного отогреть закоченевшие пальцы, поднес их ко рту, обжигая дыханием. На глаза наворачивались слезы. Знак слабости, облегчение боли. Сколько раз он рыдал, и звук рыданий царапал бесстрастные стены? Разве счесть слез, что слились с солью вод океана?

Он давно потерял счет дням. Да и как отсчитывать дни, где даже луч света не проникает сквозь скалы? Разве что считать мгновения по звуку падающих капель.

Тяжело вздохнув, узник обхватил озябшие плечи. Были мгновения, когда ему казалось, что холод замораживает в жилах кровь. Были минуты, когда дивился на собственную живучесть.

«Я должен выжить, — проговорил упрямо, роняя слова в пустоту, — и я должен отсюда выйти. Должен. И я выйду». Но в это не верилось самому. Только упрямство заставляло раз за разом повторять слова. Словно, произнесенные вслух они могли обрести жизнь и силу.

Далекий, тихий непривычный слуху звук заставил его насторожиться. Жадно вслушиваясь в приближающийся ритм, узник жадно втянул ноздрями стылый воздух. Шаги! Голоса…. Захотелось заглянуть сквозь стену, что б узнать, что случится сегодня и здесь. Узнать, ведут ли подобного ему узника, или кому-то улыбнулась госпожа Судьба.

Свет ударил в глаза, заставив его зажмуриться. Свет! А он, оказывается, успел забыть, что это такое. И слезы катились по щекам, унимая боль во внезапно обожженных глазах.

— Эй, Раттера! — произнес хриплый голос, что показался дивной музыкой, — где ты там? Сдох что ли?

— Нет, — отозвался он, едва шевеля губами. — Я здесь.

— На выход!

Он, пошатываясь, побрел к свету. На дне души надежда расправила крылья, пытаясь взлететь. Он холодно и рассудительно взял ее за горло и придушил, боясь, что несбывшаяся мечта может стоить ему жизни.

«По крайней мере, я увижу мир, — подумалось вдруг. — Увижу людей. Услышу голоса, а дальше — будь, что будет».

Кто-то подхватил его под руку, поволок. Сил сопротивляться не было, как не было силы идти наравне с конвоем.

«Ну что, старик, — подумалось не без усмешки, — укатали сивку крутые горки? Нет ничего вечного под луной».

— Как бы душу не отдал, — проговорил второй.

— Нам — то что? — отозвался хриплый. — Сдадим коменданту, а дальше не наша забота. Ну, драгоценный, пошевеливайся!

Он не ожидал тычка, и потому чуть не повалился на пол. Негромкий смешок вернул в сердце ярость. Мужчина прикусил губу, сдерживая ее. Как бы хотелось развернуться и ответить обидчикам. Но все силы ушли на то, что б выжить в этом царстве вечной зимы. Сил оставалось немного.

Механически передвигая ноги, он отсчитывал ступени, ведущие вверх. Нисхождение не было столь долгим, когда-то он проделал этот путь за несколько минут, еще не вполне осознавая, что же ждет его в негостеприимных стенах.

Сколько ж времени прошло с той поры? Сколько дней? Спросить бы, но у кого спрашивать? К конвоирам обращаться с расспросами он не желал.

Гордость, составившая компанию робкой надежде, не позволяла унижаться. Если б он мог, скрутил бы шею и гордости.

Если б было в его силах — повернуть время вспять, многое, очень многое сделал бы иначе. В стенах крепости вечной зимы перебирал не раз четки прошедших дней. Терзая себя и каруя, словно мало было испытаний, мучивших тело, он не давал покоя собственной душе.

Если б он мог!!! Но время не ходит вспять. Можно лишь помнить, радоваться и сожалеть. Можно лишь вспоминать прошлое, чуть менее призрачное, чем караулящее за поворотом грядущее. А переписать минувшее набело не дано.

«Если только мне будет дано выйти отсюда, — подав голос, прошептала надежда, — если только я вырвусь на волю, обещаю, никогда и никому больше не позволю забыть себя вот так!!! Никогда!!!! Никогда не стану созерцать зеленые волны реки времени!!! Никогда и никто не посмеет сказать, что я жил как растение — не имея сил и воли творить самому свою судьбу!!!! Лишь бы вырваться!»

Со вздохом узник вспомнил коменданта — невысокий, суетный человек, бесцветный, словно сделанный из стекла, лишь мельком заглянув в приказ, распорядился спустить его в подземелья. Он помнил свой нелепый, изумленный вопрос: «Надолго?», на что комендант лишь безразлично пожал плечами. Как давно это было!!!

И что творилось в мире эти бесконечные несколько столетий, декад, дней? Во что вылился нелепый и дерзкий, самоубийственный, по сути, бунт? На это не было ответа.

Но первые изменения не заставили себя ждать. В кабинете коменданта не оказалось уже знакомого суетного и бесцветного человечка. Втолкнув мужчину за дверь, конвоиры удалились, унося с собой ярко горевший фонарь. В самом же кабинете было сумеречно, но его, привыкшим, за долгое пребывание в неволе, к тьме очам, хватило света, что б осмотреться вокруг. Знакомыми были стены, но человек, стоявший у окна, не был знаком. Молодой, властный, сильный и уверенный в себе.