Генри Каттнер - Перекресток столетий

Генри Каттнер

Перекресток столетий

Его называли Христом. Но это был не тот человек, который проделал скорбный путь на Голгофу пять тысяч лет назад. Его называли Буддой и Магометом. Его называли Агнцем и Несущим благословение Божье. Его называли Князем мира и Бессмертным.

Его имя было Тирелл.

Он только что по крутой тропе поднялся к горному монастырю. На мгновение остановился перед воротами, щурясь от яркого солнечного света. Его белая туника была покрыта ритуальными пятнами черной краски.

Юная девушка, шедшая за ним, легким жестом побудила его двигаться дальше. Он покорно кивнул и шагнул вперед.

«Я слишком стар», — подумал он.

Во дворе монастыря перед ним склонились монахи. Старший их них, Монс, стоял на краю большого бассейна, в воде которого отражалась бесконечная синева неба.

Тирелл поднял руку и благословил всех окружающих:

— Да будет мир с вами. Да распространится мир по всей беспокойной Земле, по всем иным мирам и разделяющим эти миры небесам, благословенным Господом… Силы… — «Силы» — последовал неуверенный жест, но он тут же вспомнил продолжение: — Силы мрака беспомощны перед божественной любовью и всепрощением. Я принес вам слова Господа: это любовь, это всепрощение и это мир.

Все ждали, когда он закончит.

Тирелл вспомнил еще несколько слов:

— Я ухожу с миром и я возвращаюсь с миром.

Девушка осторожно сняла белую тунику Тирелла. Преклонив колена, расстегнула его сандалии.

Он выглядел, как двадцатилетний юноша. Ему было две тысячи лет.

Встретив взгляд девушки, пробормотал:

— Нерина?

— Войдите в воду, — прошептала она. — Плывите на ту сторону.

Он протянул руку. Она почувствовала этот восхитительный ток нежности той нежности, которая и была его силой. Нерина изо всех сил сжала руку Тирелла, пытаясь пробиться сквозь туман, окутавший его мозг, стремясь внушить ему, что и на этот раз все будет хорошо, что она будет ждать… как уже трижды ждала его перевоплощения за последние триста лет. Она была намного моложе Тирелла, но, как и он, бессмертна.

Завеса тумана в голубых глазах на мгновение рассеялась.

— Жди меня, Нерина, — сказал он и мощным прыжком бросился в воду.

Она смотрела, как он плывет: размеренно и спокойно. Время не коснулось его тела. Дряхлело только сознание, все глубже увязающее в колеях времени.

«Из всех женщин только на меня снизошло божественное благословение, — подумала Нерина. — Я единственная во Вселенной возлюбленная Тирелла. И единственное — после него — бессмертное существо, когда-либо рождавшееся здесь».

У ее ног лежала сброшенная им туника, загрязненная воспоминаниями целого столетия.

Тирелл вышел из воды и остановился в растерянности. Нерина испытала настоящий шок, увидав его в состоянии удивленной беспомощности. Но Монс был наготове. Он взял Тирелла за руку и повел его к двери в высокой монастырской стене.

Кто-то из монахов подобрал грязную одежду. Тунику должны постирать, после чего она будет возложена на алтарь, форма которого повторяет очертания Земли-прародительницы. Подобно тунике, и память Тирелла будет отмыта и освобождена от воспоминаний, накопившихся за целое столетие.

Двадцать веков.

И первый из них был веком неописуемого ужаса, когда почерневшая земля была залита кровью, ненавистью и страхом. Рагнарок, Армагеддон, Час Антихриста — все это было две тысячи лет назад.

Тогда, проповедуя мир и любовь. Белый Мессия, словно луч света, преградил путь Земле, проваливающейся в ад. Силы зла уничтожили сами себя. Это было так давно, что воспоминания о Часе Антихриста затерялись в веках и стали легендой.

Память о тех временах была утрачена даже Тиреллом. И Нерина радовалась этому, потому что жить с такими воспоминаниями было бы ужасно.

И вот наступил День Мессии. И Нерина, единственная женщина, родившаяся бессмертной, с любовью и преданностью продолжала смотреть на дверь, закрывшуюся за Тиреллом.

Должно пройти еще семьдесят лет, прежде чем она, в свою очередь, пересечет вплавь бассейн. И затем, пробудившись, встретит взгляд голубых глаз Тирелла, и его рука будет лежать на ее руке, помогая вновь погрузиться в их вечную юность, вечную весну.

Веки Тирелла затрепетали и медленно раскрылись. В этих голубых глазах, которым пришлось столько повидать, царила все та же глубокая и спокойная уверенность в себе.

Тирелл улыбнулся.

— Каждый раз я боюсь, что вы забудете меня, — с дрожью в голосе сказала Нерина.

— Мы всегда оставляем ему воспоминания, имеющие отношение к вам, о Благословенная Господом, — Монс склонился над Тиреллом. — Бессмертный, полностью ли вы пробудились?

— Да, — ответил Тирелл, легко вскочив с ложа.

Монс преклонил перед Тиреллом колена; Нерина последовала его примеру. Священник тихо произнес:

— Возблагодарим Господа за то, что он позволил еще одно перевоплощение. Да сохранится мир на Земле на протяжении этого цикла и всех будущих циклов.

— Монс, Монс, — сказал Тирелл с упреком, — каждое последующее поколение все больше видит во мне Бога, а не человека. А ведь я человек, Монс, не забывайте этого.

— Вы принесли мир Земле, — тихо ответил Монс.

— Может быть, в обмен на это мне дадут чего-нибудь перекусить?

Монс поклонился и вышел. Тирелл привлек Нерину к себе со всей силой и нежностью, на которую были способны его руки.

Поцеловав Тирелла, Нерина отступила на шаг и задумчиво посмотрела на него.

— Вы снова изменились, — сказала она. — В чем-то вы остались самим собой, но…

— Но что?

— Стали еще мягче, чем прежде…

Тирелл засмеялся.

— Каждый раз, когда устраивается это промывание мозгов, они составляют для меня новый набор воспоминаний. Да, конечно, среди них большинство старых, но в целом все оказывается иным. И так раз за разом. Жизнь на Земле с каждым веком становится все более и более спокойной. Поэтому мое сознание должно быть приспособлено к условиям эпохи.

— Как бы я хотела родиться раньше. Тогда я смогла бы всегда быть с вами…

— Нет, — резко бросил он.

— Это было… ужасно?

Пожал плечами.

— Я уже не знаю, насколько верны мои воспоминания. И я рад, что помню все так смутно. — Печаль затуманила его взгляд. — Великие войны… ад… Ад был всемогущ. Антихрист шествовал по Земле среди белого дня… — Он перевел взгляд на низкий светлый потолок комнаты, но его глаза видели нечто более отдаленное. — Люди превратились в зверей. Я говорил им о мире, а они пытались убить меня. Я вынес все. Хвала Господу, я был бессмертен. Он шумно вздохнул. — Одного бессмертия было недостаточно. Божья воля сохранила мне жизнь, чтобы я мог продолжать проповедь мира, и я делал это до тех пор, пока мало-помалу истерзанные животные не вспомнили, что у них есть душа, и протянули из ада руки за помощью…