Андрей Чертков - Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств Страница 56

Но тут уж пошло на принцип.

Сеть опять не подвела. Скажем, на «Равновесии» можно даже звуковую купить, вот с таким пояснением:

«Братья Аркадий (1925–1991) и Борис (1933) Стругацкие — выдающиеся прозаики XX века, соавторы, создавшие настоящие шедевры в области научной фантастики и принесшие мировую славу нашей литературе».

Ну, это само собой. Не в лесу живем.

«Каждое их произведение было и остается бестселлером, но при этом затрагивает серьезнейшие социальные, философские и психологические проблемы».

Круто задвинуто. Особенно подсаживает это «но». Мол, вообще-то если бестселлер, значит, серьезных проблем затрагивать не может, но вот у Стругацких и то, и это в одном флаконе. Полный типа ништяк. Пемолюкс-сода — двойной эффект.

Н-ну, теперь конкретно. Звуковую нам не надо, пока еще моргалками можем. Набираем название заново… Ага. Бл-лин, ну и древность. Когда эта книжка вышла в первый раз, отец как раз в первый класс пошел. Интересно, он ее в детстве читал? Надо будет спросить при случае… Хотя, наверное, он уж сто раз успел забыть. Мало ли кто чего в детстве читал. Да прикинуть: от расстрела царей до выхода книги прошло меньше, чем от выхода книги до сегодня. Чего это шефа потянуло на доисторическую рухлядь?

Ну и?.. Читать, что ли?

Юра обреченно вздохнул и велел железяке скачать.

Он читал до двух ночи и отлип от монитора, только когда буквы на мерцающем в темной комнате экране начали на пробу шевелить лапками, как просыпающиеся тараканы. Можно, конечно, всосать кофею, но день нынешний — не последний в жизни, а наутро, наоборот, полно работы, надо окончательно понравиться и потому надо быть в форме. Ну уж теперь все равно дочитаю — завтра ли, послезавтра… Странная книжка, думал Юра, укладываясь. Но все равно не понятно, зачем понадобился шефу персонаж этой… как ее… нетрадиционной ориентации…

А при чем тут, кстати, традиция? Разве мужчина с женщиной — это традиция? Чокаться, когда пьешь за здоровье, и не чокаться, когда за упокой, — это вот традиция. У одного народа одна, у другого — другая. На Востоке — тюбетейка, на Западе — шляпа. Кто-то нарочно выдумал, а все остальные помаленьку привыкли и бездумно соблюдают — вот что такое традиция. Поэтому как скажут, что, мол, поведение у таких-то нетрадиционное, сразу на автомате выпрыгивает — ага, это, ясен перец, творческие натуры с широкими взглядами, не серое быдло, но крутые мозги… И вроде как лестно быть на них похожим. Но только если и попугаи, и кролики, и мартышки, и люди без всякого умничанья делают одно и то же, любятся одинаково и рожают одинаково, то при чем тут традиция? Надо говорить: бесплодной ориентации. Тут все сразу встает на свои места и никому не обидно, потому что без оценок, а только факт — не больше и не меньше. Хотя все равно обязательно найдутся козлы, которые скажут, что неполиткорректно и нарушение прав. Есть люди, у которых языки болтаются, как тряпки на ветру. Особенно если за это платят или можно в телик попасть…

Никак не удавалось уснуть. Чего-то мысли зашевелились, и, главное, совершенно не те, что обычно по ночам шевелятся. Странная книжка. Глюковатая, это да, и язык-то нудный, примитивный, без приколов, но какой-то простор в ней ощутился — там, где по всем нынешним представлениям глухая стенка. А кто же любит глухие стенки? То есть как раз очень даже многие любят: иди себе вперед по узкому коридору и не озирайся… Лишь бы обогнать других, которые по тому же проходу тащатся. Заднему, ха. Обогнать, обогнать… Я — первый! Нет, я! А вы там, сзади, — лузеры… Кто самый крутой, кто всех победит и первый бузнется из прохода в унитаз? Повиновение глухим стенам — шутка чреватая… Если тебя долго ведут по коридору и притом ежедневно грузят, что ты сам идешь, потому как больше идти некуда, это единственный правильный путь, — будь спок, это тебя ведут на свалку. А то и на убой.

Ну и хрен с ним со всем…

Не облажаться бы на бабосах.

Интересно, вошла ли в сценарий фраза из той главки, которую Юра читал перед сном последней? Там клево завернуто типа: у вас всякий знает, что деньги — это грязь, но у нас всякий знает, что грязь — это, к сожалению, не деньги…

Хорошо бы, чтоб вошла.

С этой мыслью Юра заснул.

Сцена 4. Инт. Телестудия. День

Демиурга причесали, попудрили, чтобы не бликовала кожа под ярким светом. Когда гримировали его актеров, он был очень придирчив и требовал порой чуть ли не шпаклевать и конопатить непослушные лица орудий, предназначенных визуализировать мерцающие в его воображении образы, — но на себе демиург этих процедур терпеть не мог. Чесалась теперь вся морда, вся шея, и мучиться предстояло долго, до дому, где только и можно будет все это дерьмо смыть начисто. Протянули под рубашкой проводочек с крохотулькой-микрофоном, высунули через ворот и к воротнику же пристегнули. Ведущая культурной передачи была очаровательна, остроумна и профессионально восхищена очередным своим знаменитым собеседником. «Уважаемые телезрители! Сегодня у нас в гостях один из ведущих… Думаю, нет нужды представлять создателя таких нашумевших картин, как… При всей своей неоднозначности всегда становились событиями…» Потом отговорила роща золотая, и пошла пурга:

— Не секрет, что к творчеству знаменитых братьев Стругацких в разное время обращались многие блистательные мастера кино. Все помнят фильмы Тарковского, Сокурова, Лопушанского, Германа-старшего и Бондарчука-младшего… Наверное, у каждого из этих очень разных режиссеров были свои мотивы, по которым та или иная книга Стругацких становилась им настолько близкой, настолько созвучной, что они брались воплотить ее на экране. А чем вас привлекла их фантастика? Да к тому же ранняя фантастика Стругацких о так называемом светлом коммунистическом будущем?

Не очень удачное начало, подумал демиург. Неизбежное, конечно, но вопрос так предуведомлен, что всяк решит, будто я горожу в ответ высокопарную ахинею, тогда как, если честно, должен был бы сказать так: тем, что Стругацкие сами по себе — классный бренд. И так-то оно действительно так, да только народ стал нынче такой ушлый, такой грамотный, что, кроме этого, ничего и в толк взять не может. Всем кажется, что если к классному бренду присосаться, то, считай, уже три четверти дела сделано, а дальше можно не особенно и напрягаться. А в действительности… В действительности не все так просто.

Хотя, чего греха таить, — конечно, бренд.

Н-ну ладно… Работаем. Ничего не сделаешь. Паблисити. Реклама — двигатель торговли. Даже если торговать еще нечем, грунтовать надо загодя.