Илья Одинец - Импланты Страница 70

— Я понял.

Отец Арсений услышал тяжелый вздох.

— И все же я не могу быть полностью искренним. Таким меня воспитала жизнь. Я не доверяю никому, даже людям, которым помог и от которых мог бы ожидать только добра. А может, правильно делаю, что не доверяю? Может, и нет в жизни ни благодарности, ни доброты, ни справедливости? Взять хотя бы того парня… его сильно избили, он лежал на улице, недалеко от клуба "Зажигалка", хотя, откуда вам, святой отец, знать этот клуб. Молодой человек был без сознания, а его карманы проверял нищий, решивший поживиться на чужом горе. Понимаете? Я прогнал вора, помог парню подняться, а он, вместо простого человеческого "спасибо", предложил денег. Словно я и не человек вовсе, а мусор, ничтожество, мразь, падальщик, будто я помог ему не из лучших побуждений, а из выгоды! Он даже напасть на меня хотел… Знали бы вы, святой отец, как это обидно, когда тебя считают… отбросами общества. Я никогда не видел доброты и благодарности. Может, их нет?

— Можете не сомневаться, сын мой: есть и доброта, и благодарность, и еще сотня прекрасных и искренних чувств. А тот молодой человек наверняка не хотел вас обидеть.

— Не хотел? Тогда почему мне не повезло встретиться в своей жизни с благодарностью? С добротой? Я видел лишь равнодушие, презрение, ненависть, злобу, агрессию. Все плохое, что есть в человеке, рано или поздно выливалось на меня. А я ни в чем не виноват!

Кажется, до отца Арсения начало доходить, что хочет сказать незнакомец.

— Вы имплант? — осторожно спросил он.

— Нет! Но в сто крат лучше быть имплантом-охранником, которых все боятся, чем принадлежать к группе, которую все ненавидят. Жизнь моя сложилась не слишком удачно, но я не жалуюсь и не прошу у Господа такой мелочи, как деньги. То есть, раньше никогда не просил. Но сейчас у меня слишком тяжелое положение, я практически в отчаянии. Мне нужны деньги, святой отец.

Отец Арсений вздохнул. Мужчина за ширмой, оказывается, принадлежал не к имплантам, а входил в так называемую группу "отбросов" — людей, жаждущих нашпиговать свое тело чипами, но не имеющими для этого необходимых средств. Священник не раз сталкивался с такими людьми и они не вызывали в его сердце ничего, кроме сочувствия.

— Боритесь с собой, сын мой. Господь создал нас по образу и подобию Своему. Незачем нам совершенствовать то, что совершенно изначально. И не молитесь о благосостоянии. Деньги — пустой звук. Не беспокойте Господа такой мелочью.

— Мне не нужно благосостояние, мне нужны деньги.

— На имплантат?

— Именно. У меня умирает дочь. Ей срочно нужна трансплантация сердца, а у меня нет возможности помочь ей. Я могу лишь смотреть, как моя девочка с каждым днем становится все слабее и слабее. Не помогают ни лекарства, которые я могу ей купить, ни молитвы.

Отцу Арсению стало стыдно. Он снова подумал плохо о человеке, который этого не заслуживает, снова совершил ошибку, сделав поспешные выводы, точно так же, как это произошло с рыжеволосым Ильей в отеле городка, куда он приехал для чтения проповедей.

— Верьте в Господа, сын мой. Он не оставляет детей Своих без помощи.

— Я не вижу никакой помощи, отец. Моя девочка уже с трудом передвигается, придет время и она ослабеет до такой степени, что не сможет подняться с кровати… Мы живем вдвоем, о ней некому позаботиться, кроме меня.

— Молитесь о помощи, сын мой. И я помолюсь. Пусть Господь дарует вам уверенность в силах и мудрость, чтобы найти достойный выход из сложившейся ситуации.

— Достойный выход? Именно это меня и тревожит. Помните, я говорил вам о злом умысле? У меня только один путь. Я уже встал на него и не могу повернуть назад. Я уже совершил непростительный поступок, святой отец. Мне стыдно, но я действительно думаю, что это единственный выход из сложившейся ситуации. Мне нужно спасти дочь!

— Какой поступок, сын мой?

— Простите, отец, я не могу вам рассказать.

— Тогда зачем вы пришли на исповедь? Вы должны искренне раскаяться в своих грехах, иметь чистосердечное намерение не совершать впредь небогоугодных поступков и более того, изменить взгляд на самого себя, на других, на Бога, перенести центр своей жизни на Святую Троицу. Я не могу отпустить вам грехи, если у вас нет раскаяния и твердого намерения следовать путем Господа.

— Тогда я зря пришел к вам. Простите.

Отец Арсений перекрестился, услышав негромкий стук захлопнувшейся за незнакомцем дверцы исповедальни. Священник не смог помочь этому человеку обрести уверенность в себе, укрепить веру в Господа и отвернуться от греха. Святому отцу оставалось надеяться, что мужчина солгал насчет непростительного поступка и того, что теперь у него нет возможности свернуть на дорогу добра и справедливости.

Священник зевнул, в ожидании следующего прихожанина, и замер. Ему вдруг вспомнился разговор с отцом Викентием, а также ночь, когда на его глазах злоумышленник разорил могилу известного певца.

Провести параллель не составило труда. Неужели газетчики правы, и в городе появился маньяк, разрывающий могилы для того, чтобы вырезать у покойника орган с имплантатом? Неужели тот самый незнакомец, который минутой ранее покинул соседнюю кабинку и есть тот самый маньяк?

Отец Арсений перекрестился и забормотал "Отче наш".

— И не введи во искушение, да избави от лукавого!

Именно этого священник хотел сейчас больше всего: избавиться от морока и искушения считать мужчину, пытающегося спасти дочь, тем самым человеком, который сначала отрезал у покойного голову с дорогостоящим имплантатом, а потом осквернил еще одну могилу, украв искусственное сердце.

В последнее время отец Арсений слишком часто думал о людях хуже, чем они того заслуживают, судил по внешности или косвенным данным, сплетням, не заботясь о выяснении истины, то есть поступал не как священник, а как простой смертный, не достойный носить сутану.

— Не введи нас во искушение, — снова пробормотал отец Арсений. — Не может этот человек оказаться вандалом. Не способна его душа на такую мерзость, ибо стремится он к добру и жаждал помощи, а я снова проявил слабость духа и характера. Не позволяй мне, Господи, грешить на него.

В то время как губы отца Арсения произносили слова этой нехитрой молитвы, мозг лихорадочно вспоминал все подробности разговора, стараясь определить, действительно ли мужчина хотел найти в церкви успокоение из-за того, что разрыл могилу, или просто жаждал духовной помощи.

Как ни старался священник, мысли его упорно возвращались к двум фразам. Первую произносил густой бас отца Викентия: "У покойного стоял "читатель мыслей". Человек был имплантом. Чип помогал ему жить, но не дал покоя после смерти". Вторую — негромкий баритон незнакомца: "Я уже совершил непростительный поступок, святой отец. Мне стыдно, но я действительно думаю, что это единственный выход из сложившейся ситуации. Мне нужно спасти дочь!"