Андрей Франц - По образу и подобию (СИ)

Франц Андрей

По образу и подобию

По образу и подобию

Пролог на небесах.

Пространство изогнулось немыслимой судорогой и вновь затаилось черной немой пустотой. Единственным свидетелем произошедшего катаклизма стал огромный черный камень около пяти километров в диаметре. В астрономических каталогах третьей от местного светила планеты он носил скромное, ничуть не примечательное наименование 1983 UH[1]

.

Впрочем, что это за катаклизм! Всего-то и дел, что на пару тысячных угловой секунды изменилась орбита космической каменюки. Хотя, не скажите! Это здесь и сейчас - пара тысячных. А вот приблизившись к светилу, гигантская вращающаяся глыба с изменившейся орбитой влетит как раз в один из океанов голубой планеты. На скорости - как выражаются пока еще живые аборигены - 25 километров в секунду. Ну, а затем...

- Ты что это задумал? - прошептало пространство сразу и одновременно всеми своими бесчисленными галактиками и звездными скоплениями.

- Они безнадежны... И они мне надоели, мама. - На сей раз пространство изъяснялось уже совсем другим голосом, явно мужским и очень недовольным. - Они упорно, не смотря ни на что, остаются животными. И никогда не станут нам ровней. Я ошибся, мама, я очень ошибся...

- Перестань, маленький, - улыбнулось пространство, - имей терпенье! Вспомни, сколько ты для них сделал. Сколько труда, любви и заботы вложил. Как берег и раздувал первые проблески разума в их головах. А как ты радовался их первым успехам! Ну, нельзя же вот так взять и все бросить! Кто ж так делает! ... Дай им еще шанс.

- Ах, мама, вы всегда за них заступаетесь! Они у вас никогда не виноваты! Прямо, как будто это ваша игрушка, а не моя! Сколько у них уже было этих шансов!

- Они не игрушка, сынок, - едва слышно вздохнуло пространство, - совсем не игрушка... Да и ты уже не ребенок. Пора взрослеть, любовь моя...

Холодный блеск бесконечно далеких звезд освещал изломы 1983 UH, мало изменившиеся с момента творения. Пауза затягивалась.

- Хорошо, - проворчало, наконец, пространство недовольным ломающимся басом, - я дам им еще шанс. Но это - последний!

Пролог в городе N

Слежку Сергей Сергеевич Дрон заметил сразу. Нет, а что вы хотите! Лучше покажите мне того идиота, который посылает топтунами эдаких вот здоровенных, ясноглазых молодцев с румянцем на всю щеку! Дайте мне взглянуть в его бесстыжие глаза! И не нужно говорить глупостей! Каждый из трех балбесов на полголовы торчит над толпой, и это еще сгорбившись! И вот они теперь будут изображать из себя человеков-невидимок, демонстративно глазеть по сторонам, любоваться достопримечательностями, коих здесь отродясь не бывало, и вести наружное наблюдение за самим Сергеем Дроном!

Так или примерно так размышлял Сергей Сергеевич Дрон, депутат областной Думы, удаляясь от памятника Ленину по одноименному проспекту - в сторону Вечного огня. Не то, чтобы ему очень уж был нужен этот самый огонь. Просто метров за триста до него располагалось весьма приличное кафе, куда господин депутат любил иной раз заглянуть в перерывах между заседаниями. В "Конкисте" можно было, например, заказать настоящий буррито с цыпленком. Не ту пародию на него, мало чем отличающуюся от привокзальной шаурмы, что подадут вам в девяти из десяти заведений латиноамериканской кухни, а... ну, знатоки поймут. Описывать словами вкус настоящего буррито, пропеченную до золотистой корочки пшеничную тортилью, сочнейший фарш вперемешку с бобами, рисом, сыром и авокадо, огненную сальсу... - увольте, государи мои. Здесь надобен талант совсем иного рода, каковой встречается еще изредка у креативщиков рекламных агентств, но вот среди писательской братии его, пожалуй что уже и не сыщешь. Кстати сказать, гуакамоле к этому блюду удается тамошнему шефу тоже выше всяких похвал!

Очнувшись от гастрономических грез, народный избранник остановил охранников, дернувшихся было прояснить загадочных незнакомцев. А и в самом деле, когда еще выпадет полюбоваться таким цирком, да еще совершенно бесплатно! По-весеннему яркое солнце и какая-то бесшабашная легкость, веселая удаль, несколько дней как поселившаяся в душе господина Дрона, настраивали его на совершенно благодушный лад.

Да и не ждал почтенный депутат никаких неприятностей. Все же не мальчик. Разменяв шестой десяток, он как-то вдруг осознал, что буйные девяностые давно позади. Что молодецкая лихость и дерзость в делах совершенно незаметно уступили место обстоятельной расчетливости. Что чужая собственность уже давно не выглядит для него наглым вызовом - благо своей хватает. Но зато и охотников до его добра что-то давненько не видно на горизонте. Воистину, первую половину жизни человек работает на свою репутацию, зато потом уже она работает на него. А репутация господина Дрона к шуткам никоим образом не располагала.

Так что, происходящее выглядело скорее каким-то нелепым розыгрышем. Из серии "улыбайтесь, вас снимает скрытая камера"... И жизнерадостный гогот за кадром. Впрочем, Сергей Сергеевич, как человек, родившийся еще в империи, мыслил несколько иными категориями. Благо, застал поколение, для которого любой жизненный факт существовал лишь тогда, когда его можно было описать цитатой из "Золотого теленка" или "Двенадцати стульев". Этих Илиады и Одиссеи советской интеллигенции.

В памяти тут же всплыло незабвенное: "Наступая на волочащиеся за ним тесемки от кальсон, нищий схватил Александра Ивановича за руку и быстро забормотал: Дай миллион, дай миллион, дай миллион!" Улыбнувшись пришедшей ассоциации, господин Дрон зашел в кафе и уже после первой строки меню напрочь выкинул из головы незадачливых соглядатаев.

А вот второму нашему герою, Евгению Викторовичу Гольдбергу, мысль о какой-то там слежке даже в голову не пришла. Поэтому он долго и с удовольствием объяснял высокому спортивному блондину, столкнувшись с ним в переходе на Тургенева, как пройти в университетскую библиотеку. И некоторое время даже радовался потом, какие хорошие, открытые и умные лица встречаются у наших студентов. И это - несмотря на потерю университетским образованием былого престижа.

Впрочем, долго предаваться подобным размышлениям Евгений Викторович все равно не мог. Ибо ровно через десять минут должно было начаться заседание кафедры. А сие мероприятие, да будет Вам известно, уважаемый читатель, напрочь выметает из головы любого вузовского работника какие бы то ни было мысли.

До первой встречи героев нашего повествования оставалось еще почти восемь часов.

Глава 1. Глава 1.

Россия, наши дни.

Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли,

видимым же всем и невидимым.

Негромко произносимые слова Символа Веры звучали, тем не менее, очень отчетливо, почти гулко. Что было странно, учитывая весьма скромные размеры полутемной, освещенной десятком свечей комнаты. Сцепив пальцы на резной кафедре черного дерева, человек... молился?

И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго,

Иже от Отца рожденнаго прежде всех век...

Нет, едва ли. Повелительные, даже командные интонации никак не могли принадлежать молитве. Скорее - заклинанию. А уж безупречный темно-синий костюм, явно ручной работы галстук, туфли, появляющиеся в каталогах Vittorio Virgili, начиная с отметки в восемьсот евро... Все это никак не свидетельствовало о приличествующем молитве сокрушенном сердце и надлежащем смирении перед Ликом Господним. Что-то явно другое происходило в освещенной свечами комнате. Массивный серебряный крест, укрепленный на противоположной стене, едва заметно светился, чуть вспыхивая в такт мерно произносимым словам.

Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна,

несотворенна, единосущна Отцу, Им же вся быша.

По обеим сторонам от креста расположились столь же массивные дубовые кресла, надежно привинченные к полу. Кресла не пустовали. Колеблющееся пламя свечей выхватывало из сумрака две мужские фигуры. Толстые кожаные ремни надежно прижимали их руки к подлокотникам, гарантируя, что, по крайней мере, до конца действа, обитатели кресел точно останутся на своих местах. Впрочем, эта предосторожность могла показаться излишней, ведь глаза сидящих были закрыты, а дыхание ровно. Оба мужчины крепко спали.

Даже при очень большом желании трудно было бы подобрать еще одну пару столь разительно отличающихся друг от друга экземпляров Homo Sapiens . Первый - настоящий гигант, ростом под два метра и далеко не баскетбольной комплекции. Сложением он напоминал скорее знаменитого борца Александра Карелина. Могучий разворот плеч внушал опасливое почтение, несмотря даже на приковывающие его к креслу крепкие ремни. Отсутствие малейшего намека на живот свидетельствовало о, как минимум, двенадцати часах в неделю, оставляемых в спортзале. А заострившиеся носогубные складки, едва заметная сеть морщинок в углах глаз и отчетливая седина, поблескивающая в светло-русых, коротко стриженных волосах, позволяла заключить, что сидящий уже успел отметить свой пятидесятилетний юбилей.