Кайа. История про одолженную жизнь (том Четвертый, часть Вторая) (СИ) - Иванов Александр Анатольевич

Глава 91

— Кайа… — услышал я знакомый мужской голос и, выключив экран видеофона, поднял взор на говорившего, ласково ему улыбнувшись.

— Валерий Степанович, господина Горчакова я провожу сама, спасибо. — вставая с диванчика, заявил я мажордому, который, по моей улыбке, адресованной Консультанту все понял как надо.

— Господин Горчаков, до свидания. Барышня… — ответил он и немедленно удалился, прикрыв за собой дверь.

— И почему это, интересно, ничего ты ей не рассказала? — поинтересовался консультант, без приглашения усаживаясь на диванчик.

Едва мажордом скрылся, и улыбка моя немедленно исчезла. Не отвечая на вопрос, я взял графин и налил воды в один из двух заранее приготовленных бокалов.

— Воды? — поинтересовался я, протягивая бокал Консультанту.

— Спасибо. — тот отказываться не стал и не торопясь утолил явно мучившую его жажду. — И все-таки, почему?

Выглядел он сейчас уставшим, расстроенным, да и вообще, так как может и должен в сей черный день выглядеть человек его рода деятельности.

— Мне очень…очень хочется обидеться на вас, и сказать, что вы меня предали. Однако в своей верности вы клялись не мне… — начал я.

— Не тебе. — согласился тот.

— Знаете, когда я разговаривала с мамой по поводу Рождественского вечера, то фигурально выражаясь, подбросила монетку…

— И она упала той стороной, на которую ты поставила: «его подослала не мама»? — улыбнулся он.

— Верно. — согласился я. — Но вы все-таки предали меня, а вернее сказать, мое доверие к вам. «Этот мужчина всегда придет ко мне на помощь…» — это теперь не про вас.

Услышав мною сказанное, ноздри Консультанта раздулись от охватившего его мгновенного гнева, мои слова явно задели некую струнку его души, он стиснул зубы и по лицу заходили желваки, но затем он враз успокоился. Видимо, он, и такие, как он, проходят очень серьезную психологическую подготовку, ибо столь быстро унять гнев — это…

— А знаешь, я ведь тебя, дуру, спас. В очередной уже раз, между прочим. — ровным тоном ответил он, а затем, протянув мне бокал, попросил еще воды. — Ты, по идее, должна бы мне от всего сердца сказать спасибо, но разве возможно ожидать благодарности от дерзкой школьницы…?

— Сам дурак! — ответил ему.

— Причесалась бы для приличия, что ли, коль уж ждала… — заявил он, рассматривая мои слегка взлохмаченные локоны.

— И так сойдет! Да и с чего это вы вдруг решили, будто это я вас тут дожидалась? Мой дом, где хочу — там и сижу! — ответил я, а затем поинтересовался, отдавая наполненный бокал. — Что же такого хранилось на том виртуальном сервере, который вы у меня без спроса позаимствовали, раз уж вам пришлось спасать такую дуру, как я, от его содержимого?

— Не задавай глупых вопросов, знаешь же наверняка, что не отвечу. — сказал он, пропустив мимо ушей про «позаимствовать без спроса», а затем велел (да, именно, что велел, а не попросил!). — Присядь!

Что я и сделал, усевшись на некотором отдалении от Консультанта, и это очевидно расстроило его.

— Тогда с чего это вы решили, что я поверю словам, будто бы хранящаяся на виртуальном сервере Генриха Карловича информация, представляла для меня хоть какую-то опасность? — спросил я, проведя ладошкой по приятной на ощупь велюровой обивке диванчика.

Услышав мой вопрос, Консультант сделал «фэйспалм», а затем внезапно сменил тему.

— Ты же можешь избежать отношений с Блумфельтдом, мне это точно известно… Но по какой-то причине сама того не желаешь! Не могу поверить, что у тебя к нему могут быть чувства! Почему, Кайа?!

А! Вот, кажется, и то, что волнует его сейчас более всего.

— А почему вы спрашиваете? Я вам уже говорила, кажется, что это мое личное дело, не имеющее к вам ровным счетом никакого отношения. Или, может быть, я неправа? — я вздернул одну бровь.

— Совершенно не права, дерзкая школьница. — просто ответил этот мужчина, и поднял взор на люстру, выполненную в виде хрустальной паутинки. — Если я тебе скажу, ты же ведь просто… Ничего, забудь, в общем!

Он явно намылился подняться на ноги, чтобы уйти, но…

— И ничего я не стану смеяться. — заверил я, коснувшись его руки.

— Мне в этом году исполняется тридцать лет. — он передумал вставать. — И за все это время, я так и не встретил ни единой барышни, при взгляде на которую у меня бы по-настоящему забилось сердце. По крайней мере, чтобы это продолжалось дольше, чем денек-другой. И которую, я по-настоящему желал бы привести в свой дом. Нет, не так. Одна, как мне казалось, все-таки была…

— Касуми… — произнес я.

— Касуми. — согласился Консультант. — Но, как затем выяснилось… Неважно, в общем. Важно другое. То, что уже многие недели подряд я засыпаю и просыпаюсь с мыслями только о тебе и это, знаешь, словно какая-то новая страница в моей жизни…

Консультант повторил признание Ии мне практически буква в букву.

— Ты будто какое-то наваждение! — эту фразу он произнес как-то зло, а затем все-таки встал с дивана. — Но я признаюсь тебе здесь и сейчас! Признаюсь в том, что влюблен в тебя, дерзкая школьница, и ничего не могу с собой поделать! Это… Это… В общем, можешь теперь надо мной смеяться, только…

Судя по самоощущению, моя Кайа прямо сейчас, заполучив это признание в любви, натурально ликует…

Однако, лично мне оно показалось каким-то сумбурным и чересчур уж обыкновенным, словно бы первое признание подростка. От Консультанта можно было ожидать чего-то и поинтереснее. А быть может, это и в самом деле его первое настоящие признание?

Впрочем, я, скорее всего, просто пересмотрел мелодрам, наблюдая за актрисами, чтобы улучшить свою игру в образе Кайи. Как бы то ни было, но это очередная знаменательная веха в моей жизни, в жизни Кайи. И очередной уже по счету геморрой в поясницу. Мне внезапно вспомнилось то, каким абсолютнейшим ребенком я был там в четырнадцать лет…

И чего ты прицепился, дядя, со своим «люблю, не могу» к малолетке, а? Мне, может, сейчас хочется делать то, что делают обычные девчонки-подростки Кайиных лет, а вовсе не играть во взрослые игры «про любовь», да еще и с тридцатилетним юношей.

Хотелось бы мне ему так ответить, но…

Кайа не простит мне подобного, на это я готов поставить все свои деньги, и даже взятые в кредит, а уж внутренний раздрай — последнее, что мне сейчас нужно.

— Значит, рецептик сработал как должно! — улыбнулся я, возвращаясь в действительность.

— Что еще за рецептик? — Консультант, вынырнув из мира своих грез, со странным выражением на физиономии уставился на меня.

— Да так, ерунда, не берите в голову! Просто старый Семейный секрет моей родной матушки. Зельице приворотное. Оказывается, и правда работает! Кто бы мог подумать…?

— Ты это сейчас серьезно?! — Консультант аж посерел лицом. — Опоила меня какой-то дрянью?!

Я заржал в голос, а Консультант, надувшись как мышь на крупу, отвернулся, уставившись на растопленный камин, закрытый толстым сдвижным стеклом, дабы угли не летели на мраморный пол.

— Блин… — я предплечьем утер слезы смеха и, все еще лыбясь до ушей, поинтересовался. — И куда только делся тот вальяжный и острый на язык импозантный молодой мужчина, гроза всех барышень на свете, доводивший в ателье до слез бедную меня? Кто его подменил на пятнадцатилетнего юношу, впервые в жизни признающегося барышне в любви?

— Смейся-смейся, мне в душе пятнадцать… — пробурчал Консультант. — От тебя чего хочешь можно ожидать, а не только зелья приворотного.

— Дмитрий, на самом деле… На самом деле, я очень благодарна за ваши слова, ведь они — лучшее, что случалось со мной за… Да за всю мою эту жизнь, чего уж говорить!

— Тогда, почему? — Консультант, усевшись обратно и взяв мою ладонь, выглядел сейчас одномоментно обрадованным и взволнованным, ибо каким бы уверенным в себе ни был мужчина, но получать «от ворот поворот» после признания — крайне неприятно и надолго выводит из равновесия.