Джо 5 - Харитон Байконурович Мамбурин

Джо — 5

Пролог

Астольфо Бруствуд, молодой и очень талантливый аристократ, пусть и самого низшего пошиба, только вчера справивший свое шестнадцатилетие, чувствовал себя в данный момент отчаянно неловко.

О, неловкость была прекрасно знакома этому благородному парню! Он её знал в самых разных видах и вариациях, с того самого времени, как проживал при королевском дворе со своими двумя старшими сестрами, для которых он был не игрушкой, как бывает в большинстве подобных случаев, а тщательно пестуемым инструментом влияния. Проще говоря, две хоть и очень молоденькие, но крайне умудренные опытом девушки пытались вырастить из него изысканную постельную игрушку для властных аристократов, а это, как понимаете, весьма тонкий труд. Нельзя сказать, что им, этим двум сметливым девицам, удалось задуманное, но поставить брата в сотню неловких ситуаций они, за время их стараний, успели.

Затем же было захолустное баронство на знаменитом Побережье Ленивых Баронов, где он, Астольфо, в порыве отчаяния и безумной храбрости попросился в ученики к человеку, который мог бы кого угодно заткнуть за пояс в сочинении неловких ситуаций для своего ученика. Память юного аристократа хранила множество поводов убиться челодланью или хотя бы попросту сгореть от невыносимого стыда, который он постиг в ходе своего обучения.

Тем не менее, несмотря на такую закалку, Астольфо в данный момент находился в неловкой ситуации и, что хуже всего, не знал, что ему делать.

— Попробуйте яичко, — радушно предложил человек, сидящий во главе стола и вооруженный специальной ложечкой, предназначенной именно для поедания вышеупомянутого яичка, — Мой новый повар их теперь делает чудо как хорошо!

— Благодарю вас, Ваше Величество, — степенно и очень вежливо ответил Ходрих Бруствуд, в прошлом Бюргаузен, во времена, когда еще был королевским казначеем, — Мы обязательно попробуем.

И элегантно отпил чаю.

Астольфо не умел элегантно пить чай на королевском завтраке, а поэтому сгорал со стыда, не зная, куда ему деваться. Те манеры, что ему привили при дворе целую вечность назад (и восемнадцать беременных крестьянок), давным-давно канули в Лету. Юноша становился мужчиной посреди навоза, лесов, полей, рек, трущоб портового города и в тиши башни волшебника, а то, как правильно держать пальцами чашку и угол, на который следует поднимать локоть… это уже всё испарилось из его головы!

Хуже всего было то, что за столом, не считая крайне немногочисленной прислуги, застывшей неподалеку, было всего три человека. Астольфо, его отец и сам король Рикзалии, Его Величество Харс Третий, мужчина среднего возраста с одутловатым лицом, цепкими глазами и нервными пальцами, находящимися в вечном движении. Не считая богатой одежды в виде домашнего халата, расшитого драгоценностями, легкой короны и гримасы величия, которую Астольфо наблюдал ранее чуть ли не каждый день, да… король был простым мужиком, просто очень хорошо одетым.

Раньше этого ученик Джо не замечал, видя в первую очередь правителя огромного королевства, но после всего, что ему довелось пережить, когнитивный диссонанс теперь являлся еще одним элементом, усугубляющим неловкое положение парня. И да, их было трое, а значит — происходящее не могло претендовать на званый завтрак. Это было нечто совершенно другое. Непонятное, напрягающее и пугающее.

Король был чрезвычайно любезен со своим бывшим казначеем за этим завтраком. Он участливо спрашивал, как Ходрих устроил свою жизнь, как его отношения с соседями, хватает ли средств. Намекал на возможную поддержку, мол, стоит лишь подмигнуть. Разговор был необыкновенно тягостен для самого Астольфо, который старался не подать виду, что было даже с его точки зрения тщетно, а вот барон держался молодцом. Откровенно невысокий, почти круглый, со смешным своим длинным носом, бывший казначей пил чай, обстоятельно и очень вежливо отвечая на вопросы своего монарха. Он никак не показывал, что низложение, опала, изгнание на край земли… что всё это повлияло на Ходриха.

Астольфо неистово гордился отцом в этот момент, а вот Его Величество явно был не совсем доволен тем, как развивается этот разговор, от чего и поглощал уже третье яйцо, причем, безо всякого удовольствия. Наконец, терпение монарха окончательно разбилось о крепость личности маленького носатого человека, от чего венценосец вздохнул, откинулся на спинку своего шикарного мягкого стула, а затем выдал:

— Вы, друг мой Ходрих, не изменились. Всё такой же пронзительно честный и невыносимо упрямый. Отворачиваетесь от мира, желаете жить и играть по своим правилам. К чему это приводит? К тому, что вы, при всех ваших достоинствах, стали чересчур неудобным элементом. С закономерными последствиями, барон!

— Как вам будет угодно, Ваше Величество, — Ходрих не счел зазорным встать из-за стола, чтобы отвесить поклон нахмурившемся королю.

Астольфо лишь задержал дыхание.

— Сколько раз я подобное слышал… — закатил глаза король, ничуть не стесняющийся какого-то жалкого юнца, который никогда никем не станет, — … сколько раз видел твою склонившуюся, но не начавшую думать голову, Ходрих!

— Мои…

— Помолчи, старый друг, — монарх раздраженно отбросил ложечку на стол, — Ты хоть представляешь себе, как взорвали весь мой двор твои выходки после? Отказаться от дочерей, низведя бедняжек в прах и пепел, отречься от сына… Ты с ним поступил хуже, чем я был вынужден с тобой! Молодой Бюргаузен уже год как не выходит из замка, ты заточил его в своем болоте!

— Мои решения были оправданы, Ваше Величество, — взгляд толстенького носатого барона блеснул сталью, а Астольфо под это дело выдохнул пару кубов спёртого отработанного воздуха.

— Твои решения привели тебя туда, где ты есть сейчас! — рявкнул король, тряся щеками, — И не смей отрицать это! Будь ты не таким твердокаменным, уделяй внимание тем, кто вокруг тебя, то знал бы, Ходрих! Знал бы о том, кем становятся твои дочери! Знал бы о детских интригах собственного сына и наследника! Остался бы на посту! Продолжал бы скупать лавки и рестораны в моей столице! Скажешь, не так⁈

Внезапный гнев владетеля Рикзалии был страшен и, что тут говорить, справедлив. Обвинения, брошенные его отцу в лицо, впервые показали Астольфо Бруствуду другую сторону монеты. Да, отца лишили должности, богатств, собственности, отправили в изгнание, но…

Барон, вновь вставший со стула, куда его до этого усадила жестом монаршья длань, просто молча поклонился, ничем не выдав, что его задели слова.

— Тебя уже не переделать, Ходрих… — вяло махнул рукой внезапно успокоившийся король, которому слегка подрагивающий от страха слуга наливал чай,