Екатерина Лесина - Нгаи-Кутуми

Екатерина Лесина

Н'гаи-Кутуми

Н'гаи-Кутуми: история первая

С Н'гаи-Кутуми мы познакомились осенью. Шел дождь, мелкий и холодный, ветер забирался под куртку, а в сапогах чавкала вода. Я бежала домой, перепрыгивая через лужи, и думала лишь о том, как бы поскорее оказаться на теплой кухне и попить чаю. Холодным осенним вечером нет ничего лучше горячего чая.

Я живу в большом пятиэтажном доме, сложенном из красного кирпича, а во дворе растет большой красивый дуб. Под дубом она и сидела, мокрая, дрожащая от холода и совершенно несчастная.

Н'гаи-Кутуми.

Тогда я не знала, что ее зовут Н'гаи-Кутуми и она особенная, тогда я видела перед собой очень-очень худую кошку.

— Мяу. — Сказала кошка, и я остановилась.

— Здравствуй.

— Здравствуй, — ответила она, отряхиваясь. Или это мне послышалось? Кошки ведь не умеют разговаривать.

— Ну чего смотришь? Лучше в гости пригласи. Нет, я конечно не напрашиваюсь, мне и здесь неплохо, но если вдруг на кухне отыщется теплое местечко, то я бы заглянула… Кстати, меня зовут Н'гаи-Кутуми, для друзей — просто Н'гаи, на кошачьем Н'гаи означает «охотница». У тебя мыши дома есть?

Кошка, склонив треугольную мордочку на бок, уставилась на меня. Мокрая шерсть выглядела страшно неопрятной, по длинным усам стекали капли дождя, а зеленые глаза смотрели с надеждой. Н'гаи выглядела такой несчастной, а мне было одиноко…

Спустя десять минут мы сидели на кухне, я пила чай, а Н'гаи-Кутуми мурлыкала, прижимаясь тощим боком к батарее.

— У тебя хорошо, — сказала она.

— Оставайся.

— Ну, если ты настаиваешь… — Н'гаи-Кутуми была очень независимой кошкой, и очень-очень умной, а еще она умела рассказывать сказки.

После появления Н'гаи-Кутуми жить стало интереснее. Теперь, возвращаясь домой, я была уверена, что меня ждут. Н'гаи-Кутуми выходила в коридор и, забравшись на подставку для обуви, терпеливо ждала, пока я разуюсь.

— Как дела? — Спрашивала она потом.

— Нормально, — отвечала я. И мы вместе шли на кухню, пить горячее молоко с медом и есть печенье. Потом я мыла посуду, а Н'гаи, устроившись на подоконнике, смотрела в окно. Однажды я спросила:

— Н'гаи, а почему ты так любишь смотреть в окно?

— Это интересно, — ответила она и устроилась поудобнее, — на улице постоянно что-то происходит. Иди сюда.

Я подошла. На улице уныло моросил дождь, мелкие капли скользили по стеклу, и я видела только грустные серо-бурые пятна. Одно пятно — небо, затянутое тучами, второе — двор с пожухлой травой и лужами, третье — дом. В нашем дворе три дома. Я живу в доме номер один, а из окна виден дом номер три, большой, как скала, грустный и серый.

Когда-то очень давно я ходила в зоопарк смотреть на слона. В зоопарке было много зверей: шустрые попугаи с яркими перьями и громкими голосами, забавные обезьяны, сонные львы и суетливые утки, которых можно было кормить семечками. Но я ходила смотреть на слона. Он казался таким огромным, таким печальным, таким одиноким…

— Видишь? — Спросила Н'гаи.

— Что?

— На третьем этаже в окне свет горит.

Теперь и я разглядела оранжевое пятнышко на бескрайнем сером поле дождя.

— Там живет мальчик, — продолжала Н'гаи. — Вообще-то я мальчишек не люблю, вечно они то камнем запустят, то собаку натравят, то еще что-нибудь придумают, но этот мальчик — особенный. Он добрый и вежливый, всегда со мной здоровался, а однажды колбасой угостил.

Я попыталась вглядеться в пятно, но оно дрожало и расплывалось вместе с дождевыми каплями. Н'гаи встала на задние лапы и царапнула стекло.

— А еще он очень одинокий мальчик. Он почти все время сидит дома. Один. Ему не разрешают играть с другими детьми и подходить к животным. Его родители считают, что все животные разносят заразу… Взрослые люди вообще поразительно слепы. Они запирают детенышей в клетки, и удивляются, что те несчастны. Иногда клетка есть даже когда ее не видно.

— Я тебя не понимаю.

— Ты же человек, — Н'гаи-Кутуми нервно дернула хвостом и едва не опрокинула горшок с фиалкой. — Вы, люди, очень многого не понимаете и не видите. Хочешь, я расскажу тебе одну историю? Она про мальчика, который сидел в клетке, и единорога. Знаешь, кто такие единороги?

— Конечно.

— Тогда слушай…

История первая.

Желтый лист крошечным кусочком осени опустился на землю. Единорог фыркнул: этот мир менялся слишком стремительно, чтобы можно было жить спокойно. Казалось, только вчера Река поднатужилась и взломала ледяное покрывало, под которым обитатели вод прятались от зимних морозов, только вчера лопались зеленью тугие почки, звенели цикады, и сводил с ума аромат цветущей липы, только вчера началась жизнь, и вот, пожалуйте, снова осень.

Единорог хорошо знал, что вслед за красно-желтыми листьями приходят дожди, холод и белое кружево снега. Попав сюда случайно, он так и не сумел привыкнуть к зиме, наверное, слишком мало времени провел в этом странном мире.

— Эй, привет! — Мальчик приоткрыл окно. Здесь люди запирали себя в коробках из мертвого камня, почти такого же холодного, как зимние ночи. Камень вытягивал жизнь, но люди упорно не замечали этого, они гордились своими жилищами и норовили заполнить коробки ненужными вещами. А дети болели, совсем как маленький друг. Единорог тряхнул гривой и приблизился к дому.

— Я испугался, что ты не придешь. Видишь, — ребенок продемонстрировал сухой кленовый лист, — осень пришла. А потом зима будет. Ты снова исчезнешь. Почему ты уходишь зимой? Тебе холодно, да? Я тоже не люблю зиму, сидишь целый день взаперти… Лешка на санках катается, а мне нельзя, мама говорит, что, может быть, в следующий раз, только, знаешь, что я думаю?

Единорог мотнул головой, ему приятно было слушать Мальчика, Который Жил На Опушке Леса в коробке из белого камня. Зверь даже не отказался бы от совместной прогулки, но маленький друг никогда не покидал своего жилища. Маленький друг болел — забывший о существовании волшебства мир вынес уже свой приговор. Даже сказочное существо, случайно забредшее извне, было не в силах отменить его. Единственное, что он мог — это подарить отсрочку. День. Два. Неделя. Год. Единорог приходил сюда на протяжении пяти лет не ради беседы, ласковых слов и горбушки хлеба, на которой плавились белые кристаллики соли — хлеб с солью едят лошади — единорог приходил просто потому, что мог.

— Ты меня не слушаешь, — обиделся мальчик, — меня никто не слушает. Думают, что, раз я болен, то глупый. Я ведь умру, да? Сам знаю, что умру. И они знают, что я знаю, но не говорят, делают вид, будто все в порядке… Как ты думаешь, им станет легче, когда я умру? Может, мама тогда перестанет плакать, а папа хмурится? Алиска опять же… Они ведь не замечают ее, это плохо. Скажи, умирать страшно?

Вместо ответа единорог осторожно коснулся носом холодной руки человека, существо, обреченное на вечную жизнь, ничего не знало о смерти. Ничего, кроме запаха гниющих лилий, что пожирает все другие ароматы, и серебристых звездочек в глазах. Звездочки — верный признак смерти. Друг скоро уйдет, сгинет, как лед, тугие почки, аромат цветущей липы и желтый лист на тропинке.

— Я очень боюсь умирать. А еще… Ты только не сердись, ладно? Я бы… Я бы все отдал, чтобы прокатиться хотя бы раз… Один-единственный разочек… Но мне не разрешат. На лошади не разрешили, а в тебя родители вообще не верят.

Единорог положил голову на подоконник. Он был бы рад прокатить своего друга по осеннему лесу, где звенит очищенный первым морозом воздух, ветер срывает красно-желтое убранство, обнажая склизкие серые ветви, и капельки запоздалой росы из последних сил цепляются за серые канатики паутины… Единорог охотно подарил бы все это и даже больше, но человек никогда не покидал своего жилища, а зверь боялся войти внутрь.

— Ты придешь завтра?

Единорог кивнул. Он придет. И завтра, и послезавтра, и будет приходить до тех пор, пока будет нужен маленькому другу, и, как знать, возможно, однажды Мальчик решиться выйти наружу и тогда… Некоторые мечты очень просто исполнить, всего-то и нужно, что убрать стену из мертвого камня.

— Ты приходи, ладно? Я ждать буду! — ребенок протянул половинку зеленого яблока. — Бери, бери, я завтра еще дам, ты только приди.

— Какая грустная сказка! — Теперь мокрая чернота за окном обрела привкус чужого одиночества. Н'гаи-Кутуми лежала, свернувшись пушистым клубком, и зевала. Она казалась совершенно равнодушной, будто не имела ровным счетом никакого отношения к сказке.

— Тот мальчик, он выздоровел? И прокатился верхом на единороге?

— Не знаю.

— Знаешь. Это ведь твоя сказка, значит, ты обязана знать, чем она закончится.

— А если она не закончится? — Н'гаи заглянула мне в глаза. Два зеленых уголька и две узкие вертикальные черты. У кошек зрачки похожи на черточки, а еще в них ничего не отражается. Это очень странно: видеть глаза, в которых ничего не отражается.