Не оставляйте нас - Яна Каляева Страница 27

Индира продолжала улыбаться:

— Такого быть не может. Ада бы никогда…

Виктор осторожно обнял девушку за плечи:

— Индира… посмотри на запись.

— Это не Ада, — упрямо повторила Индира. — Ты не понимаешь… Мы вместе, сколько себя помним. Она всегда дралась за меня, я же такая трусиха, умею только плакать и убегать, а Ада — настоящий боец. Когда у кого-то из нас — обычно у меня — отнимали паек, мы делили один на двоих. Хоть это и значило полночи ворочаться в постели от голода, но так хотя бы можно дотерпеть до следующего дня. Та шоколадка, которую дедушка купил мне на десятилетие — мы ведь разделили ее пополам, мы все делили, хорошее и плохое, по-другому и быть не могло. Ада никогда не причинила бы мне вреда, ни за что не предала бы меня! Да не хочу я смотреть на твою запись!

— Индира, пожалуйста, успокойся, — мягко сказал Виктор. — Ты не хуже меня понимаешь, что камера врать не может. Давай мы с тобой решим, как…

— Я не буду с тобой ничего решать! — Индира резко сбросила с себя его руки. Но ведь он не… он просто хотел утешить ее. — Ты ничего не понимаешь, ничего! Забудь, что видел и что я тебе говорила! Оставь меня в покое, отстань от меня!

Индира бросилась к выходу, по дороге задела и опрокинула стенд с образцами, но не задержалась, чтобы собрать их. Выбежала за дверь, не вспомнив, что сейчас шло ее рабочее время.

Виктор беспомощно наблюдал, как за ней смыкаются створки.

Глава 11

Ада

Все пошло наперекосяк. По плану должно было получиться совсем не это! Ада так хорошо, так четко понимала, что должна сделать и во имя чего. Все было правильно и кристально ясно.

Пока не дошло до дела.

— Почему ты пытаешься мне навредить? — яростно наседала на нее обычно такая милая, правильная, даже робкая Индира. — Ты же всегда меня защищала! Ты и я, мы же были на одной стороне с самого начала — и я верила, что до конца! Че, да друг без друга мы бы не прошли в программу эту корпову! Зачем теперь ты добиваешься, чтобы меня исключили? Что вообще с тобой происходит? Почему тебя вели через отбор? Что у тебя на самом деле с этим Саймоном? И не ври мне, будто просто роман! Не смей больше мне врать, слышишь?!

И хотелось, как Ада всегда делала, в ответ ударить или наорать — дать выход гневу, который кипел в ней, сколько она себя помнила. Вот только… Нападать не на кого. Орать бессмысленно. Индира права, права кругом — а ответить-то ей и нечего…

Не надо было идти ночью в лабораторию, не надо. Но когда Индира сказала, что хочет что-то необыкновенное ей показать, Ада решила, что лучше пойти: если Индира продолжит ей доверять, может, удастся все-таки выпихнуть ее из программы, пока не поздно… пусть с травмой, пусть в обиде на весь мир, пусть с чувством, что в главном деле своей жизни она провалилась перед самым финишем — но все-таки Индира могла бы… уйти. И этот комок герметика на микрофоне браслета — Ада налепила его, как показала подруга, в надежде, что сейчас начнутся девчачьи откровения: про Виктора этого, например, или еще что-нибудь такое невинное… Или даже жалобы на то, что кто-то выталкивает ее из программы. Это Ада вынесла бы, даже изобразила бы сочувствие, предложила бы помощь. Мерзко, но так надо.

Напрасно, конечно, Ада на это надеялась. Индира умная, очень умная… даже слишком.

Сил врать больше не было:

— Я не могу рассказать тебе, что происходит, прости, Воробушек…

— Нет, ты можешь! И ты расскажешь! Мы отсюда не уйдем, пока ты все мне не расскажешь! Я не буду больше делать вид, что ничего не замечаю! Мне надоело делать вид, слышишь?!

Наорать, оттолкнуть ее, уйти… не в спальню, к Саймону, он, наверно, еще не спит. Там и остаться, вообще не спускаться на учебный ярус — зачем она изображает, что готовится к отлету, для кого? Осталась всего-то неделя… Нет, надо вытащить Индиру, любой ценой вытащить ее отсюда, хоть силой вытолкать за дверь с зеленой надписью. Поэтому придется остаться. И ответить придется.

Вот только что тут ответишь?

Ада попыталась найти в себе гнев — чувство, которое руководило всеми ее поступками и привело в итоге в эту точку. Как только она начала осознавать реальность, то выбор, как относиться к ней, был невелик: отчаяние, апатия, попытка спрятаться в маленьких частных радостях. Либо гнев.

Как и все жители контейнеров, Ада в раннем детстве твердо усвоила, что уроненное падает вниз, каждую каплю воды надо беречь, а корпорации лгут во всем. Ее учили благодарить корпов за базовый паек, но, как и все, она прекрасно понимала, что это из-за корпов у нее нет права ни на что, кроме базового пайка. Все вокруг было убогим и ветхим, но Ада знала, что так дела обстояли не всегда — у некоторых дедушек и бабушек ее друзей когда-то была работа, за которую платили настоящие деньги, и в те времена это не считалось чем-то особенным. Теперь даже соцбаллы едва начисляли — можно было целый год каждый день брать социальную нагрузку и разом лишиться всего, перейдя пути слишком близко к платформе. Новой одежды из жесткой, едва не ломающейся под пальцами алготкани с каждым годом завозили все меньше – многие всю жизнь ходили в лохмотьях, оставшихся от прошлых поколений.

У Ады было трое друзей детства. Умница Радж обожал копаться в деталях, которые целыми днями искал на свалке – несколько раз он даже реанимировал древние аккумуляторы и собирал роботов, которые потешно двигались. Однажды Радж починил заглохший мобиль заблудившемуся среди контейнеров корп-лейтенанту, и тот перевел ему на браслет немного настоящих денег. Радж пошел в салон экспресс-радости и подцепил там А-вирус, от которого сгорел за полгода.

Джай