Монстр в твоём шкафу - Александр Ростовский

Монстр в твоём шкафу

– Я вижу этот мир твоими глазами. В небольшую щель между зрачком и веком. Я ощущаю всё, что окружает тебя, так же как это ощущаешь ты. Но в отличие от тебя, я получаю от этого удовольствие. Ты увядаешь незримо для остальных, но я становлюсь только сильнее. Такие как ты не плачут, потому что меня нельзя вышвырнуть вместе со слезами. Ты знаешь, что для нас возможен…

– … только один конец. Эта тварь внутри просыпается всё чаще. И каждый раз я думаю: «Что если она больше не уйдёт?» Но раньше у меня получалось выбираться. С каждым разом это давалось всё сложнее. Иногда борьба кажется напрасной, каждая победа лишь отсрочка неизбежного. Избавления нет. Это как неизлечимая болезнь, как язва желудка, которая начинает болеть, когда ей вздумается. Только она находится в твоей голове. Однажды утром ты просыпаешься, открываешь глаза и она открывает…

– … глаза вместе с тобой. Помнишь нашу первую встречу? Как давно это было… Но знаю, ты помнишь, ведь я в твоей голове. Твоими глазами я видела, как ты смотришь на привычные тебе вещи, и не понимаешь, что в них изменилось. Только изменились не они, а ты. Твоё восприятие. Тошнотворная помесь безысходной тоски с ностальгией. Это были лишь первые симптомы. Мой первый протяжный…

– … крик внутри меня. Похожий на длинную печальную, но пугающую мелодию, состоящую из простых звуков. Затем тварь ушла. Это было похоже на плавно отступающую боль, которая мучила тебя всю ночь, и на рассвете ты можешь заснуть. Мне казалось, что она ушла навсегда. Однако тварь лишь спряталась в глубинах, чтобы вырасти и спустя годы нанести новый неожиданный визит. Возвращаясь, она будто уводит тебя в свой мир, в мрачную извращённую копию нашего мира. На самом деле это мрачная извращённая копия тебя, что многие годы питалась печалями и скорбью. И ты постепенно в неё превращаешься, а тварь всё чаще заглядывает в гости, словно…

– … твой старый друг. И так до тех пор, пока мы не стали неразлучны. Ты привык. Ты ненавидишь меня, но не можешь жить без меня. Ты забыл, каково это, разучился радоваться и проявлять эмоции, только агрессию. Ты всецело отдаёшься мне, открывая глаза утром, и уходишь, закрывая их поздней ночью. Ты убегаешь во сны, в надежде обрести там хотя бы временное убежище. Они всё…

–… что у меня осталось. Тварь заслонила собой путь вперёд, и я не вижу будущего. Я оглядываюсь на прошлое. Каким бы печальным оно мне не казалось в те моменты, сейчас мне грустно, что оно ушло. Тогда я не знал, что может быть гораздо хуже. Я бы хотел вернуться, хотя бы на один день. Тварь сожрала прошлое, а теперь изредка отрыгивает его моменты, вызывая во мне тоскливое ощущение ностальгии. Оно в очередной раз напоминает, что все пути отрезаны. Я ощущаю себя зверем в клетке, в то время как это чудовище бродит на свободе, насмехаясь над моими страданиями. Мы часто меняемся ролями, а иногда и вовсе…

– … сливаемся воедино. Но мы всегда были одним целым, хоть ты и боишься это признать. Я видела, как ты возводил стены, пытаясь огородиться от меня. Этими стенами были твои надежды. И все они в итоге рушились у твоих ног. Не я их рушила, а те, кого ты считал близкими людьми. Но ты с удивительным упрямством возводил новые, каждый раз всё тоньше и тоньше. Даже когда практически не оставалось надежды, из которой их можно было построить. Видимо этого…

– … было недостаточно. Иногда я просыпаюсь другим. Человеком, который сегодня собирается изменить свою жизнь. Но это лишь игра. На второй или третий раз наивность развеивается, и ты понимаешь, что не можешь быть хозяином в этой ситуации. Тварь управляет тобой. Она даёт тебе временную передышку, чтобы ты не слетел с катушек, а потом вгрызается ещё сильнее. Постепенно она забрала всё. Даже мечты. Она позволяет мне повидать их, утонуть в них, но в конце всегда добавляет: «Ты же понимаешь, что им никогда не суждено сбыться?»

– Сколько раз я видела твои тщетные попытки что-либо изменить. Можешь снова обвинить меня в том, что ничего не вышло, но ведь ты сам не верил в успех. Каждый раз, стоит тебе остаться в одиночестве, ты ныряешь в меня, словно в океан, который называешь своим домом. Ты бродишь по ночным улицам, целенаправленно отдавая себя мне, потому что лишь я могу подарить тебе эмоциональное мазохистское удовольствие. Но ты до сих пор не можешь признаться себе в…

– … нашей извращённой любви. Чувство похожее на стокгольмский синдром. Если это так, то моё время сопротивляться прошло. Чудовище победило. Мне остаётся лишь доживать свой век, утопая во мраке. Но человеческая натура где-то в глубине всё ещё сопротивляется. Это свойственно всем нам, надеяться на чудо даже когда ситуация кажется абсолютно безвыходной. Только в реальном мире нет места чудесам, он способен лишь порождать монстров. Невидимых монстров, которые прячутся в человеческих умах. Одних они заставляют совершать ужасные вещи с окружающими, других – ужасные вещи с собой. Хоть раз попробуйте отвлечься от собственных проблем и оглядеться, чтобы понять…

– … в каком несправедливом месте вы живёте. Всю свою жизнь вы отгораживаетесь от горестей, в которых ваш мир утопает. «Мы должны заботиться о себе», – твердите вы, то и дело закрывая глаза на происходящее. Но я знаю, что ты чувствуешь, ослабленный собственными страданиями, когда часть твоей души превращается в магнит для чужих. Будь то старушка, прищурившись считающая последнюю мелочь на хлеб, или вечно голодный бродяга, ищущий среди мусора что-нибудь съестное, или грязный оборванный мальчик, клянчащий подачки у прохожих… Жалость вдруг прожигает дыру в твоей груди, но ты отворачиваешься и уходишь, говоря себе: «Я ничем не могу им помочь». Так почему же ты сам ждёшь помощи от других?

– Я не жду. Порой мне безудержно хочется просить помощи у близких. Но тварь не позволяет мне. Она шепчет, что им плевать, что я никому не нужен. Можешь противиться сколько угодно, но однажды ты поверишь в это. Поверишь, что не нужен даже себе. И тогда тварь одержит очередную победу, оставшись с тобой один на один. С тех пор я начал избегать зеркал. Всё что они показывают мне это лицо неудачника, лицо проигравшего, лицо омерзительного уродливого человека. Теперь я мечтаю лишь о