Роберт Чамберс - Черный монах

Роберт Уильям Чамберс

Черный монах

1.

– Сюда вошла пуля, – сказал Макс Фортон, указывая на отверстие с ровными краями, расположенное точно в центре лобовой кости.

Я сел на кучу сухих водорослей и снял дробовик с плеча. Маленький аптекарь осторожно ощупал края пулевого отверстия сначала средним, затем большим пальцем.

– Разрешите мне взглянуть на него еще раз, – сказал я. Макс Фортон поднял череп с земли и протянул его мне со словами: «Он такой же, как все остальные.»

Череп я осмотрел, не прикасаясь к нему, и кивнул. После секундного колебания Фортон нерешительно опустил его на траву возле моих ног.

– Такой же, как все остальные, – повторил он, протирая очки носовым платком. – Я подумал, что вам захочется посмотреть на один из них, поэтому подобрал этот на месте захоронения. Рабочие из Банналека еще копают.

– Сколько там всего черепов? – спросил я.

– Найдено тридцать восемь, в списке тридцать девять. Они сложены недалеко от могилы, на краю пшеничного поля, принадлежащего Ле Биану. Люди еще работают. Они закончат, когда придет Ле Биан.

– Пойдемте туда, – сказал я, подобрал ружье и зашагал, выбирая дорожку между валунами. Слева шел Фортон, справа мой пес по кличке Мом.

– У него список? – спросил я, раскуривая трубку. – Вы ведь сказали, что есть список.

– Да, был найден медный цилиндр, а в нем свернутый в трубку лист, – ответил маленький аптекарь и, помолчав, добавил: – Вам бы лучше не курить здесь. Если искра попадет на пшеницу…

– О, у меня есть крышка, – сказал я с улыбкой. Крышка была сделана в виде башенки, и Фортон с любопытством наблюдал, как я прилаживаю ее к пылающей трубке.

– Лист изготовлен из плотной желтой бумаги, – продолжал аптекарь, – медный цилиндр предохранил его от порчи, и выглядит он, должно быть, так же, как в 1760 году. Впрочем, вы сами увидите.

– Список датирован?

– Да, апрелем 1760 года. Сейчас он у бригадира Дюрена. Кстати, он написан не по-французски.

– Не по-французски? – удивился я.

– Да, – важно сказал Фортон, – он написан по-бретонски.

– Но в 1760 году никто не использовал бретонский язык ни для письма, ни для печати, – возразил я.

– Кроме священников и монахов, – заметил аптекарь.

– Я только раз слышал о монахе, который писал по-бретонски.

– Вы имеете в виду… Черного монаха? – осторожно спросил Фортон.

Я кивнул.

Фортон открыл рот, чтобы заговорить, но ограничился тем, что крепче зажал зубами пшеничный стебель, который он жевал уже несколько минут.

– Так что же Черный монах? – попытался я вызвать его на разговор, хотя знал, что легче достать с неба звезду, чем заставить заговорить упрямого бретонца. Минуту или две мы прошли в молчании.

– А где сейчас бригадир Дюран? – спросил я, одновременно пытаясь выманить Мома из пшеницы, которую он топтал так безжалостно, будто это был обычный вереск. Пока я говорил, мы вышли к тому месту, откуда был виден дальний край пшеничного поля и темные серые скалы за ним.

– Дюран там. Вон он – стоит чуть позади мэра.

– Вижу, – сказал я, и мы начали спускаться через вереск по выжженной солнцем и вытоптанной скотом тропе.

Ле Биан, мэр Мэн-Гилдаса, махнул мне рукой. Я подошел, одной рукой прижимая ружье, а другой отряхивая одежду от приставших к ней пшеничных остей.

– Тридцать восемь черепов, – сказал Ле Биан высоким, пронзительным голосом. – Одного не хватает, но я против дальнейших поисков. Фортон, вероятно, сказал вам об этом?

Я пожал руку мэра и поздоровался с бригадиром Дюраном.

– Я против дальнейших поисков, – повторил Ле Биан, нервно теребя одну из массивных пуговиц, которые словно серебряный накладной нагрудник боевых доспехов, украшали перед его черного бархатного камзола.

Дюран презрительно поджал губы и, подкрутив огромный ус, положил руку на саблю, висевшую у него на поясе.

– Что касается меня, – заявил он, – то я готов продолжать поиски.

– Поиски чего? Тридцать девятого черепа? – спросил я. Дюран кивнул. Прищурившись, он поглядел на освещенное ослепительным солнцем море. Тяжелые, словно расплавленное золото, волны катились по нему до самого горизонта. Я проследил за взглядом бригадира. На мрачной, в пятнах солнечных бликов скале сидел большой баклан – неподвижно, задрав к небу уродливую голову.

– Где список, Дюран? – спросил я.

Жандарм порылся в сумке и вынул медный цилиндр, длиной около фута. С трудом отвинтив крышку, он вытряс оттуда свернутый лист плотной желтой бумаги, исписанной с обеих сторон, и с согласия Ле Биана передал его мне. Почерк был крупный и небрежный, чернила выцвели до тускло- коричневого цвета. Разобрать я ничего не мог.

– Ле Биан, – с досадой сказал я, – переведите это, будьте добры. Мне кажется, что вы слишком таинственны без всяких на то оснований.

Ле Биан подошел к краю ямы, где работали три землекопа из Банналека, что-то сказал им по-бретонски и обернулся ко мне.

Я подошел и заглянул в яму. Рабочие взялись за квадратный кусок парусины, прикрывавший нечто, похожее на кучу булыжников.

– Смотрите, – резким голосом произнес Ле Биан. Я глянул. Куча внизу оказалась сложенной из черепов. По песчаному откосу я спустился вниз и подошел к рабочим. Они отложили ломы и лопаты и угрюмо поздоровались, вытирая загорелыми руками потные лица.

– Сколько? – спросил я на бретонском.

– Тридцать восемь, – ответили мне.

Я огляделся. Недалеко от кучи черепов виднелись два холмика человеческих костей. Отдельно были сложены разбитые и ржавые металлические предметы. Вглядевшись, я смог различить ржавые штыки, сабельные лезвия и даже косы. Там и сям виднелись потускневшие пряжки с обрывками отвердевших кожаных ремней.

Я поднял несколько пуговиц и пряжку поясного ремня. Пуговицы были украшены английским королевским гербом. На пряжке виднелась эмблема рода войск и номер «27».

– Сколько я от деда слыхал про эту напасть, – сказал один из рабочих. – Двадцать седьмой пехотный полк. Они высадились здесь и взяли приступом форт.

– О! – воскликнул я, – так значит это кости английских солдат?

– Да, – подтвердил рабочий из Банналека.

Ле Биан, стоящий на краю ямы, позвал меня. Я отдал пряжку и пуговицы рабочим и выбрался наверх.

Мом подпрыгнул и лизнул меня в лицо, видимо радуясь моему благополучному возвращению.

– Теперь мы знаем, чьи это кости, – сказал я, отстраняя собаку. – Что вы намерены с ними делать?

– Час назад, – гневно заговорил Ле Биан, – здесь проезжал какой-то англичанин в двуколке, направляясь в Квимперль. Что бы, вы думали, он пожелал?

– Купить эти кости-останки? – предположил я, улыбаясь.