Андрей Дашков - Вода жизни

Андрей ДАШКОВ

ВОДА ЖИЗНИ

Он в сотый раз задал себе этот вопрос: что делать, если… Если женщина, которую ты боготворил, оказалась насквозь лживой, лицемерной, пустой, самовлюбленной, недалекой мещанкой. Если тебя предали люди, которых ты считал близкими друзьями и доверял то, чего и матери не всегда доверишь. Если завистники и враги погубили твою карьеру. Если во всем мире не осталось ни одного живого существа, которому ты был бы нужен — именно ты сам, а не твои услуги, твои деньги, твоя благосклонность или твоя рабочая сила… Ответ он, конечно, знал: завести собаку. Но этот ответ его почему-то не устраивал.

Временами ему хотелось завыть, и временами он делал это — в ночное небо или в потолок своей квартиры, на луну или на абажур светильника, разделявшего с ним тлеющий ад бессонницы. Он глухо стонал, тоскуя по той, что была недостойна даже легкого сожаления, не говоря уже о стихах, которые он ей писал. Ими он всего лишь вдоволь потешил дешевое тщеславие весьма ограниченной бабы. Ему следовало знать раньше: женщина, предавшая один раз, предаст и второй, и третий, и десятый…

Он был просто наивен. Он думал, что она нуждалась в его любви и заботе. И разве он не слышал давным-давно: «Господи, защити меня от друзей, а с врагами я как-нибудь справлюсь сам»? Тем не менее у него была воля. Он держал себя в форме и не собирался спиваться. Он знал, что самоубийство — это на самом деле выход для сильных. И он держался до конца.

Впрочем, конец был не за горами. Он лишился работы, денег и доброго имени. Он очутился на самом краю пропасти, в которой рано или поздно оказываются все, но одни падают туда, испачкав дерьмом штаны, а другие мягко планируют на заранее приобретенных ангельских крылышках.

У него хватило ума стать лицом к лицу со своей болью. Он держал в руках свое разбитое сердце, он видел в гробу свою разбитую жизнь. Он запер себя в лабиринте, состоявшем из одних тупиков, он таскал в своем теле омертвелую душу, и у него не оставалось времени, чтобы вырастить протез. Он сказал себе: «Ладно. Пытка еще не закончилась. Я слабак, я дерьмо, я неудачник. Вот мое страдание, вот мой позор, вот мои грехи, вот все мои непоправимые ошибки. Выжжены в мозгу, как клеймо на скотине. С этим можно жить дальше? Если да, то живи, проклятый слизняк, и пей из своего проклятия. Если нет, то прибери меня, судьба. Сегодня же».

С этой молитвой он вышел на ночную улицу. Он оставил позади дом, с которым не стоило и прощаться. Он двигался, чтобы найти эту молчаливую суку судьбу, которая сообщает о себе невнятными знаками из алфавита глухонемых, а потом удовлетворенно глядит на то, как очередной дурак, проглядевший знамение, корчится в предсмертных муках.

Судьба не попадалась ему. Ее не оказалось среди головорезов, поджидавших в темном переулке жертвенного ягненка. Она не сидела в черной машине с пьяным водителем, носившейся по улицам со скоростью кары Господней. Она, эта стерва судьба, не удосужилась даже обернуться каким-нибудь занюханным «несчастным случаем» в совсем уж лажовой игре в ночные «кошки-мышки».

Ножом. В конце концов она могла бы стать простым ножом в руке безбашенного отморозка. Ножом, который в ту ночь ОБЯЗАН был найти себе плоть для проникновения.

Да, она настоящая стерва. Она ускользает, когда хочешь встретиться с ней лицом к лицу, она непременно желает догонять, бить на взлете; в момент твоей эйфории и простительной забывчивости она любит пошутить в присущем ей стиле: ненавязчиво похлопать сзади по плечу и сунуть тебе под нос своего джокера.

Тот, кого она походя растоптала и уже забыла, тщетно пытался найти ее снова. Она из тех шикарных шлюх, которые дают только один раз, принуждая всю оставшуюся жизнь глухо тосковать об этом единственном разе, довольствуясь половинчатым сексом с карьерой, успехом, славой и мыслями о посмертной тишине.

Бродя по городу, он выбился из сил. Вода реки, несущая в себе звезды, текла под ним, не принося утешения. Его глаза были черны от отчаяния. Его разинутый рот был черен от немого крика. В его мозгу вращалась старая пластинка: предательство, измена, одиночество, покинутость, заброшенность, пустота, холод — одним словом, жизнь. В этом наборе не хватало только смерти.

Но с нею он встретился вскоре. В баре под названием «Вода жизни», куда загнала его предутренняя стужа. Бар был открыт круглосуточно. Возможно, всеми подобными заведениями владела смерть через подставных лиц, ибо разве в наше время она не выглядела бы нелепо, разъезжая верхом на коне по базарам и грозя пальцем своим многочисленным клиентам? Нет, те дикие обычаи канули в прошлое, и теперь у нее есть цивилизованные уютные уголки: приятная музыка, мягкий свет, алкогольные нимбы, вуали сигаретного дыма, шепот старых девушек…

Он расстался с половиной наличных и уединился с бутылкой в дальнем углу. Он мало что замечал вокруг себя, сосредоточенный на внутренней пульсации. Боль пульсировала, как живое существо, паразит, поселившийся в желудке. Багровый ритм. Шторм в асфальтовом море. Крики глубоководных рыб терзали его слух. Призраки хлестали его по лицу стальными ладонями. Он убегал от собственной тени, удивляясь тому, что она становится все больше и больше, разбухает, ворует его мясо, перекачивает в себя его кровь, засасывает его мысли: он уже видел их — блуждающие огни над трясиной собственного близкого безумия…

Он выпил половину бутылки, но легче не становилось. Только искры мерцали по краям предметов, напоминая о том, что весь этот мир должен сгореть, когда дьявол будет готовить себе жареного феникса.

Изгой опускался на дно. Все более гулкими становились звуки. Кто-то периодически менял воду и рыбок в этом аквариуме. За соседним столиком некоторое время торчал жирный сом. Потом он куда-то пропал. Была парочка золотых рыбок. Была да сплыла. И рак-отшельник приковылял сюда, а затем поволок дальше свою треснутую раковину. Улитки. Улитки оставляли повсюду слизистые следы…

Он выпил больше, чем когда-либо раньше. В баре появилась странная личность — бородатый старик в костюме из огнеупорного материала. Он положил перед изгоем тетрадь, на обложке которой было написано: «Жалобы. Предложения». Человек, которого покинула судьба, раскрыл тетрадь и прочел последнюю запись: «Хочу, чтобы все поскорее кон…». Он послал бородатого старика подальше, и тот удалился, извинившись за причиненное беспокойство.

И вот, после того как ему на глаза в очередной раз навернулись слезы и он смахнул их ладонью, он увидел перед собой женщину: иссиня-черные волосы и взгляд, полный любви.

— Все равно ты будешь моим, — сказала она низким голосом, от которого защемило у него в груди, — это был голос его матери. — Но я согласна подождать.