Рональд Четвинд-Хейес - Не гасите газовый свет

Рональд Четвинд-Хейес

Не гасите газовый свет

Ветер безраздельно господствовал над поросшими вереском торфяниками. Он заставлял редкие голые деревья склонять в испуганной покорности свои кроны, ввергая опаленный морозом вереск в море бессильной злобы и кричал отчаянными голосами миллиона мертвецов.

Майя Гриффитс слышала их, сидя в переваливающемся с боку на бок экипаже и ощущала, как их призрачные пальцы царапались в плотно закрытые окна. Она свернулась калачиком и прижалась к потертой обивке экипажа, пытаясь обуздать свое воображение, с детства воспитанное на методистских журналах и диких историях, рассказываемых суеверной служанкой.

Здесь, на открытых равнинах, неприкаянные души умерших бродили многие века в вечных поисках обратного хода в мир тел из плоти и крови. Потом появились огромные собаки-призраки, бежавшие перед суровым охотником, и один лишь Бог мог помочь (впрочем, это случалось редко) тому, кто осмеливался обернуться и взглянуть ему в лицо.

Экипаж съехал с неровной, покрытой выбоинами дороги, свернул в открытые ворога и остановился перед серым зданием. Майя с опаской посмотрела на свой новый дом и не почувствовала облегчения. Двухэтажный, из серого камня, крытый тяжелыми каменными плитами, чтобы противостоять бесконечным порывам ветра, он был столь же непривлекательным и некрасивым, как и окружающий ландшафт, из которого он, как казалось, вырос. Кучер соскочил с облучка и обошел экипаж, чтобы открыть боковую дверь.

— Приехали, мисс. Вот и Блэнкуолл-хаус.

Сойдя на усыпанную гравием дорожку, Майя плотно закутала худые плечи в тонкое пальто и почувствовала холодные объятия ветра. Она быстро укрылась на невысоком крыльце и уже собралась, было, Дернуть за массивную, богато украшенную ручку звонка, когда дверь вдруг открылась, и высокая худая женщина посмотрела на нее сверху вниз с несколько обеспокоенным видом.

— Входи. Боже мой, ветер сечет, как нож. Странно, как это ты не продрогла до костей.

Майя прошла в большой мрачный вестибюль, и женщина крикнула кучеру громким, привыкшим командовать голосом:

— Внесите багаж молодой леди, Сагден, и не мешкайте.

Она наполовину прикрыла дверь, потом повернула голову и сказала:

— Ступай вниз на кухню, девочка. Я присоединюсь к тебе через минуту.

Майя прошла через вестибюль и обнаружила лестницу, ведущую вниз, в большую кухню с каменным полом — великолепное теплое помещение с пышущей жаром плитой, рядами медных кастрюль, словно подмигивающих в отблесках пламени, и огромным столом, покрытом белоснежной скатертью. Она опустилась на обитое сиденье дубовой скамьи, стоявшей сбоку от очага, и стала впитывать в себя тепло.

Сон уже собирался коснуться ее своими мягкими объятиями, когда ее разбудил звук шагов по лестнице и в кухню вошла, точнее, ворвалась высокая женщина, разрушив навевающую покой тишину.

— Давай снимай пальто. Съешь что-нибудь горячее, пока хозяйка не начнет звонить в свой проклятый колокольчик.

Майя встала, сняла пальто и капор, и женщина с сардонической улыбкой оглядела ее хрупкую фигуру и девичье лицо.

— Боже мой, да ты совсем еще ребенок! О чем думал твой отец, когда разрешил тебе уехать в эту забытую Богом глухомань?

— Простите, мэм, но мне уже двадцать два года, и отец переписывался с миссис Максвелл и был вполне удовлетворен ее ответами. Я буду не служанкой, а компаньонкой леди.

— Гм! Ни рыба ни мясо. Как тебя зовут, детка?

Майя, которая всегда немного обижалась, когда к ней обращались или относились как к ребенку, подняла голову и тихо произнесла:

— Майя Гриффитс. Мисс Майя Гриффитс.

— А я — миссис Дункан, которая, веришь или нет, такая же, как ты, южанка и терпеть не может это продуваемое всеми ветрами место. А теперь садись. Здесь достаточно тушеной говядины и хороших твердых клецек, чтобы сгладить все острые углы.

Майя была молода, здорова и голодна, и это сочетание дало ей возможность разделаться с одной миской и приняться за вторую, перед тем как миссис Дункан сочла необходимым заговорить с ней снова.

— Будет хорошо, если ты узнаешь, кто есть кто здесь, прежде чем отправишься наверх. Я — экономка, Сагден — кучер и мастер на все руки. Вот и все слуги. Больше никто не хочет оставаться. Ближайший город, Кейли, находится в семи милях отсюда за торфяными болотами, поэтому тебя не очень-то будут беспокоить посторонние.

— Я всю жизнь жила в деревне, — сказала Майя с большей уверенностью, чем чувствовала в себе. — Здесь, должно быть, спокойно.

— Спокойно! — фыркнула миссис Дункан. — Только не с ветром, обдувающим дом со всех сторон день и ночь. А теперь о хозяйке…

— Миссис Максвелл, — уточнила Майя.

— Да, миссис Максвелл. Она — вдова и, мягко выражаясь, со странностями. Я сама не часто вижу ее. Но ты будешь находиться при ней большую часть дня и, может быть, даже часть ночи. Так что тебе лучше привыкнуть к ней.

— Я уверена, что скоро выучусь своим обязанностям, — довольно чопорно заметила Майя.

Миссис Дункан мрачно усмехнулась.

— Знаешь, то же самое говорили те шестеро, кто приходили до тебя. Одна из них уехала, даже не распаковав чемоданы.

Майя воскликнула и замолчала, будучи в некоторой тревоге.

— Не люблю совать нос в то, что творится наверху, — продолжила свое карканье миссис Дункан, — но мне кажется, тебе следует знать, что ты здесь будешь кататься как сыр в масле.

Тут как раз зазвонил колокольчик. Он был прикреплен к каминной доске — большая чугунная штука, подвешенная на витой пружине и приводимая в действие медной проволокой, протянутой по стенам и уходящей на второй этаж. Теперь он яростно раскачивался из стороны в сторону, издавая громкий и резкий звук.

— Она поняла, что ты здесь, — объявила миссис Дункан с некоторым удовлетворением. И хочет, чтобы я отвела тебя к ней.

На этот раз Майя воскликнула: «О, боже мой!», а миссис Дункан резко встала и решительной поступью направилась к лестнице. Они поднялись в вестибюль, потом прошли на второй этаж по другой лестнице, выходившей на большую прямоугольную площадку, окаймленную с трех сторон прочными глухими дверями с блестящими стеклянными ручками.

Миссис Дункан осторожно постучала в ту, что находилась на левой стороне, затем, выждав паузу, открыла ее и громко объявила:

— Мисс Гриффитс, мадам.

Голос, неожиданно мягкий и нежный, произнес:

— Пусть войдет.

Майя робко двинулась вперед, потом остановилась в нескольких футах от порога и попыталась окинуть взглядом обстановку, окружавшую ее. Хотя день еще не кончился и до заката оставалось несколько часов, окна были закрыты тяжелыми шторами из красного бархата, и комната освещалась великолепной подвесной газовой лампой. Она была сделана из бронзы, имела три калильные сетки, каждая из которых была скрыта внутри белого круглого абажура, и издавала легкое шипение, показавшееся Майе несколько тревожным.