Брюс Лауэри - Опухоль

Брюс Лауэри

ОПУХОЛЬ

Отец был убит на канадско-американской войне, и я стал помогать матери, которая работала неполный день в городской публичной библиотеке. По вечерам, после работы, у нее была привычка часами болтать со мной. Обычно она сплетничала о людях, которых видела в библиотеке. Часто рассказывала о вновь приобретенном лекарстве и о том, как оно на нее действовало.

Все началось в том ужасном 2021 году. Более недели она была необычайно спокойна. Но лицо ее выдавало тревогу. Несколько раз она поднимала глаза от вязанья или чтения и долго сидела, странно уставившись куда-то перед собой. Я предполагал, что она, возможно, чувствует себя хуже обычного — ей ведь было почти шестьдесят. Но я знал, что она скажет мне обо всем, если в этом будет необходимость. Она любила уединение и придавала ему большое значение, и, несмотря на мое любопытство, я предпочитал с уважением относиться к ее молчанию.

И вот однажды вечером, долго и взволнованно глядя мне в глаза, она, наконец, заговорила:

— Мне бы хотелось знать твое мнение кое о чем… это беспокоит меня.

Сколько я помню, мама всегда заботилась о своем здоровье, хотя и старалась избегать докторов. Очень часто родственники, соседи и даже я подшучивали над ее многочисленными бутылочками, пилюлями, порошками и всякими антисептическими средствами. Она, бывало, всегда с упреком отвечала, что никто не подозревает, как ее мучают болезни. Все эти предосторожности были, по ее мнению, необходимы.

— Примерно неделю назад, — продолжала она, — я заметила небольшое уплотнение на коже.

Я попросил показать его, но, как я и предполагал, она отказалась. Рожденная в 1962 году, мама оставалась целомудренным человеком викторианской эпохи. В свои двадцать семь лет я никогда не видел ее даже частично раздетой. Она не могла поступиться своей скромностью даже при докторах, несмотря на постоянный страх перед недугами.

Она также отказалась подробно рассказать об этом уплотнении — о величине и тому подобном. Чуть больше горошины, на левой стороне, ниже ребер.

— С чего это?

— Я не знаю.

— Ты была у доктора?

— Нет, — произнесла она как-то с заминкой. — Я боюсь. Да к тому же, ты знаешь, я не доверяю докторам.

— Ну, будет тебе. Ты всегда о чем-то тревожишься. — Я улыбнулся, чтобы успокоить ее. Меня больше волновало ее душевное состояние, нежели опухоль, которая, как я думал, была не столь значительна. — И из-за этого ты переживала всю неделю? Не стоит об этом говорить, все пройдет.

Было совершенно очевидно, что с каждым днем мама все больше беспокоится.

— Что же делать? Она растет! За два дня она увеличилась до размеров большого шарика!

Я попросил показать ее мне, но она вновь отказалась.

— Мне больно, когда я прикасаюсь к ней, — призналась она, осторожно трогая это место кончиками пальцев. — Надо бы показать кому-то. Но мне так неловко…

— Чепуха. Пора сходить к доктору.

— А что если он сделает только хуже? — хныкала она. — Или неверно поставит диагноз?

Тогда у нас в городе было только три доктора. Я успокоил маму, сказав, что один из них, без сомнения, поможет ей. Однако ни один из них не оправдал наших надежд — и не по их вине, как я узнал позднее. Каждый утверждал, что никогда не видел ничего подобного. Два доктора прописали болеутоляющую мазь. Третий совсем отказался лечить нарастающую опухоль и порекомендовал обратиться к специалисту по кожным заболеваниям в Чикаго.

Встревоженный, я решил, что эта поездка необходима. Мама стала возражать, сказав, что мы не в состоянии позволить такие расходы. Я ответил, что мои сбережения банковского служащего были отложены на случай крайней необходимости и ими можно воспользоваться.

Между тем мы потеряли много времени, почти две недели. Опухоль была уже более пяти дюймов в диаметре и выступала из-под блузки дюйма на три.

Объяснив в банке исключительность ситуации, я получил разрешение на отпуск. По просьбе мамы я не стал вдаваться в подробности.

Пока мы были на пути к Чикаго, мама все время жаловалась.

— Боль уже не отпускает. У меня неприятное ощущение тянущей, сосущей боли в боку.

Первую ночь в Чикаго мы провели в отеле. Я слышал, как она металась в постели. Дважды я просыпался от ее коротких вскриков и тяжелого дыхания.

— Я стараюсь не ложиться на этот бок, — объяснила она. — Но иногда во сне я случайно оказываюсь на нем. И тогда боли становятся мучительными — они идут от опухоли в различных направлениях.

Ее положили на обследование в одну из лучших частных клиник Чикаго. С самого начала лечение грозило стать длительным и дорогостоящим. К счастью, владелец клиники, образованный человек иностранного происхождения, предложил лечить на благотворительные средства. Я был им крайне удивлен. Но все разъяснилось, когда он сказал, что случай этот уникальный и представляет для него особый научный интерес.

Мне повезло, и я нашел комнату в пансионе, расположенном за углом клиники. По просьбе мамы мне вскоре разрешили навещать ее в любое время, когда захочется, даже ночью. Такая свобода действий насторожила меня как недобрый знак. Я приходил к ней как можно чаще.

Я не мог получить от докторов никакой информации. Казалось, они сердились и раздражались, когда слышали мои вопросы, и под разными предлогами от меня отделывались. Я часто наблюдал, как они входили в комнату и выходили с недоуменными и озадаченными лицами.

— Это очень серьезно, — уклончиво и торопливо отвечали они, — однако скоро мы удалим опухоль и ваша мать поправится.

— Но когда? — задавал я вопрос.

Они только отвечали, что еще не закончены необходимые обследования и анализы.

Были сделаны многочисленные рентгеновские снимки. Мне удалось раздобыть кое-какие сведения относительно них, хотя мне никогда не давали возможности взглянуть самому. Кажется, в одной части опухоли был обнаружен ряд небольших каменистых образований, расположенных неравномерными группами. Рентгеновские снимки также показали развитие двух органов непонятного происхождения. Один из них судорожно подергивался, а затем утихал. Я и сам несколько раз обращал внимание, как опухоль начинка дергаться под покрывалом. Другой орган оставался неподвижным, но постоянно увеличивался, принимая форму груши. Вот и все, что я знал. И не у кого было уточнить подробности.

Для исследований необходимо было взять пробу опухоли. Мне, конечно, не позволили при этом присутствовать. Я ожидал в соседней комнате. На душе у меня было тревожно. Вдруг я вскочил на ноги от пронзительного крика, за которым последовали громкие рыдания. Местного обезболивания, как я узнал, оказалось недостаточно. И они были вынуждены прибегнуть к общему наркозу, чтобы взять пробу.