Свенельд Железнов - Грибник

Свенельд Железнов

ГРИБНИК

Хорош сушеный боровик.Один удар — и сдохнешь в миг!

Дед Гаврила шёл по лесной дороге не спеша. Возраст уже не тот, чтобы носиться сломя голову. Поторопишься, запнёшься за корень, упадёшь и уже можешь не встать. Старые кости легко ломаются, трудно срастаются. О бок деда хлопала потёртая кожаная сумка. С последней войны не расставался он с ней, с тех самых пор, как впервые стал работать почтальоном.

Работа на сельской почте — дело ответственное и сложное. Трудности подстерегают как при доставке корреспонденции (попробуй погуляй десяток километров в ливень или пургу), так и при её вручении. Люди — они разные, да и письма приходят не всегда добрые. Первым на кого изливают боль и печаль — почтальон. Бывает, правда, что делятся радостью. Но такое случается, значительно реже.

Шагать по лесу для деда Гаврилы было привычно, а нынче, в солнечные октябрьские дни, даже приятно. Стройные сосны отливали багрянцем, белые березки шуршали золотистой листвой, между ветвей носились разноцветные птицы, наполняя гомоном высь.

Что-то метнулось в зарослях бузины. «Должно быть, глухарь», — подумал дед Гаврила и продолжил путь. Ему оставалось пройти до Козина каких-то пару километров, когда он решил передохнуть. Благо, у дороги виднелся удобный пень, ещё не сгнивший и не поросший мхом. Сидя, дед Гаврила достал из кармана бумажку и махорку. Привычными движениями он соорудил самокрутку и запалил её от тонкой спички.

За спиной раздался треск, будто кто-то наступил на валежник. Дед обернулся, но никого не увидел. «Косые, что ли, шалят?» — подумал он, затягиваясь едким дымом.

Отдых получился дольше, чем рассчитывал дед Гаврила. Шалили не косые, и по бузине шарахался не глухарь. Осознание этих фактов пришло к почтальону одновременно с приближающимся предметом. Со свистом рассекая воздух, в деда Гаврилу летел крупный опёнок. Те доли секунды, которые гриб находился перед глазами, растянулись для почтальона в достаточное время, чтобы рассмотреть его и оценить. «Хорош! Плотная шляпка, крепкая ножка, перепонка тонкая, вона, как колышется на ветру…»

С чавканьем опёнок вонзился в лоб деда Гаврилы, проламывая череп. Не успев осознать беды, почтальон повалился на землю. Крупные капли крови скатились на сухие сосновые иголки. Где-то далеко завыла собака.

Старые резиновые сапоги прошлёпали перед лицом поверженного почтальона. Рука подхватила сумку с корреспонденцией и бросила в корзину. Это было последним, что видел дед Гаврила, после — он умер.

В районной больнице морг был небольшим. Да и зачем в городе с населением чуть больше пяти тысяч человек серьёзная анатомичка. Большинство покойников освидетельствовали на месте, никуда не перевозя и не нагружая лишней работой единственного прозектора.

Хозяйничал в морге Василий Васильич. Он был потомственным патанатомом в третьем поколении. Почти столетний опыт накопленный семьёй давил на него, а потому Василий Васильич был низеньким, горбатым и зловредным. В полной мере изгибы характера Василия Васильича познали не многие. И те, что не познали, были счастливы.

Увы, участковому инспектору старшему лейтенанту Ворчунову не повезло. В нынешних обстоятельствах работать с патанатомом требовалось плотно и дружно. Федуринский участок захлестнула волна необъяснимых убийств, и районное начальство под угрозой выговора велело разобраться.

— Уже третий случай, Василий Васильич. Ещё не установили, как удаётся такую рану грибом нанести?

— Как да эдак! — прозектор был хмур и недоволен. — Тут простого ответа нет.

— А сложный есть?

Василий Васильич отложил в сторону скальпель, которым выковыривал остатки опёнка, и взял пилу для трепанации.

— Глупый вопрос, молодой человек. Помогли бы лучше, чем ерунду болтать. Соберите гриб и бросьте на сковородку. Вон там в углу.

Тон патанатома не терпел возражений и участковый подчинился. Когда он вернулся к столу, на котором лежал посиневший дед Гаврила, Василий Васильич что-то с интересом рассматривал в лупу.

— Нашли улику?

— Нашел спору. Если бы труп пролежал в лесу годик, то глядишь, будущей весной мы собирали бы опята, выросшие на его мозгах.

— Это имеет отношение к выяснению мотива убийства?

— Молодой человек, не мне судить. Это ваша работа.

Василий Васильич начал распиливать череп, насвистывая мотив «В лесу родилась ёлочка».

— Все жертвы были ограблены. Суммы взяты небольшие, но, может, преступник не знал, сколько возьмёт? — рассуждал тем временем вслух старший лейтенант.

— На выпивку не хватало… Бывает, — заметил прозектор. — Я в таких случаях обращаюсь к скальпелю, а кто-то, может, решил воспользоваться опятами.

— Зачем такой изощренный способ убийства? — продолжал размышлять Ворчунов. — Достаточно было стукнуть жертву дубиной.

— Подержите здесь, молодой человек, — попросил приказным тоном Василий Васильич, указывая на распил.

Нехотя участковый подчинился и взялся руками за кровавые края раны. Василий Васильич зашуровал в голове покойника ножницами и пинцетом.

— Может, у нас завелся маньяк? — ужаснулся вслух Ворчунов.

— Бросьте, — успокоил его Василий Васильич. — Сейчас маньячить не модно. Вот в наше время…

Прозектор зубасто улыбнулся. Его захватили воспоминания, он расчувствовался и пошёл в угол пить чай и есть картошку с грибами.

— С меня начальство стружку снимет, если в ближайшее время эти убийства не прекратятся, — пожаловался старший лейтенант.

— Осталось продержаться пару недель, молодой человек, — заметил Василий Васильич. — Грибной сезон на исходе.

— Точно! — озарился радостью участковый. — А к следующему лету я отсюда переведусь! Пусть другие с этими дурацкими грибами разбираются.

Ворчунов обрадовался настолько, что присоединился к трапезе Василия Васильича. Они попили чай, поели грибов, поболтали по душам и расстались заклятыми врагами. Прозектор подсунул участковому кусочек обжаренного мозжечка деда Гаврилы, а потом пошутил на эту тему.

Старший лейтенант Ворчунов вёл служебный уазик по подмёрзшему суглинку дороги. Осень близилась к концу, грибов уже нет, должен прийти и конец загадочным убийствам. Участковый в это свято верил.

«Тут нашли мёртвого лесничего,» — вспомнил, проезжая развилку на Козино, милиционер. Чуть далее виднелся пенёк, около которого опёнок прервал жизнь почтальона. «О Боже! А ведь все убийства были на этой дороге», — внезапная мысль, будто гром среди ясного неба, поразила участкового. Как же он раньше не сообразил! Смерть застала здесь тех, кто шёл в направлении Козина или из него. «Странное дело, козинских давно в сельсовете не видно, — размышлял участковый. — Но никого это не взволновало. Вероятно, потому что колхозников в деревне уже не живёт, а до пенсионеров никому нет дела. Не ходят получать пенсии — и замечательно. Не жалуются на тяжёлую жизнь — конторе легче. Автолавка в Козино тоже уж полгода как не ходит… Чем они там живут?»