Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха Страница 50

– Ладно, поехали к твоему митрополиту, – последнее слово Никита предпочел оставить за собой. Хоть маленький, но вождь все-таки! Опять-таки надпись на перстне грела: «И всяк во власти моей!»

Настя искоса взглянула на любимого, попутно подумав, что он все чаще стал надуваться, как павлин, и важничать. Хотя история ничему человечество не научила, умная девушка помнила, что из всяких задрипанных художников и нищих семинаристов иногда получаются монстры похуже того злобного красноглазого карлика… Все начинается с малого, вроде как безобидного – например, с желания во что бы то ни стало быть первым. Или чтобы твое слово оказалось последним и решающим!

Никита ощутил задумчивый взгляд Насти и неожиданно помрачнел: понял, что если «титул кольценосца» его ко многому и обязывает, то уж точно не к напыщенной гегемонии.

– А туда долго ехать? – смущенно пробормотал минивождь микро-отряда.

– Да тут все рядом! – обрадованно воскликнул Данила-миротворец, тоже почувствовавший напряжение, искрой промелькнувшее в воздухе.

В резиденции Амфилохия в Цетинье ребят встретили несколько растерянно. Секретарь митрополита заметался, услыхав пышный титул Данилы. Настоящих князей он отроду не видал и, очевидно, считал их вымершими как динозавры.

Наконец, в приемную монастыря вплыл седобородый старец. Глаза его сияли такой любовью к ближнему, что ближние испуганно попятились.

Его Высокопреосвященство милостиво заговорил с Данилой сначала по-французски, потом и по-гречески, потом перешел на какие-то другие языки, демонстрируя редкую образованность и не обращая внимания на тот прискорбный факт, что собеседник уже ничего не понимает. Кроме того, он еще более милостиво поглядывая на богатырские стати Никиты и сумрачно – на прелести Анастасии, присутствие коих в мужском монастыре выглядело противоестественным и недопустимым. Хотя девушка и косынку повязала, и держалась скромнее некуда. Надо думать, у Амфилохия о противоестественном были свои оригинальные представления.

Чудесного перстня он не заметил никоим образом…

Владыка охотно предоставил гостям приют в своей резиденции, и их немедленно разместили в опрятных гостевых кельях, сделав великое исключение для Насти.

Слегка передохнув и перекусив нехитрыми монастырскими разносолами – рождественский пост еще длился, – ребята отправились осматривать достопримечательности города. Данила настаивал, что самое главное – посетить Филермскую икону Божьей Матери, ласково называемую в этих местах Филермосой. Она, по преданию, была написана самим апостолом-евангелистом Лукой, с тех пор считающимся покровителем художников. Все их средневековые сообщества так и назывались «гильдия святого Луки». Здесь же, в монастыре, находится чудодейственная десница Иоанна Предтечи, но ей поклониться еще успеется… А потом можно съездить и в Острог, к мощам Василия Острожского, средневекового сербского святого, успешно противостоявшего мусульманской экспансии…

– Понимаете, – с жаром говорил князь, по привычке размахивая руками, – в средневековой Черногории была теократия, страной управлял митрополит, и только благодаря православной вере народ сумел сохраниться и выжить в мрачном нашествии турок. Только в XIX веке власть перешла к светским владыкам…

Когда Данила увлекался рассказом, он становился воинственным и непримиримым. А в обычной жизни ему и в голову не приходило делить людей по религиям! Бедный князь: ему так хотелось порадовать друзей содержательной культурной программой! А то всё погони какие-то да ужасы…

Хранилась икона в местном музее. Подаренная некогда императору Павлу, она после революции извилистым путем оказалась в Черногории. Много святынь находилось на этом крохотном пятачке земли. «Может, не перстень, а эти святыни оказывали такое действие на многоликую «Лилечку»? – подумал Никита, вспомнив серию обмороков почтенной итальянской графини.

По узким улицам Цетинье за троицей следовал тенью давешний неприметный особист. Он уже мало что понимал в передвижениях его поднадзорных. Знал лишь, что за каждый прокол в их безопасности можно поплатиться головой…

Черным пауком настырно волоклась следом и «виконтесса», которую вел за собой магический Сапфир. Тошнотворная дурнота ни на миг не покидала ее, а на подходе к музею скрутила окончательно. Невыносимо страдая, существо лишь злобно думало о сумрачных подземельях, где, без сомнения, прохлаждался сейчас побитый Хозяин…

Прославленная икона являла собой небольшую, потемневшую от времени доску в богатом окладе. Лик Богородицы тихо светился в одиночестве, без младенца Христа. Лука ее писал или нет, но это явно был прижизненный портрет просветленно-печальной женщины…

Ребята долго стояли перед образом, созерцали святыню… Украдкой Никита выставил вперед кулак с перстнем, который светился и все набирал силу… Видать, икона и вправду была необыкновенной!

Уставшая от событий Настя с грустью задумалась о судьбе несчастной Марии, потерявшей сына и неожиданно для всех вставшей на Его путь, что было настоящим подвигом для женщин того времени. О том, что понятие «мужественный» все-таки очень условно и, возможно, следовало бы придать подобное значение слову «женственный», лишив его легкомысленно-кокетливого оттенка, всех этих рюшек и кружавчиков… Она смотрела перед собой и вдруг мысленным взором увидела жуткую картину…

По тесной улочке неспешно шествуют воины в блестящих кирасах и шлемах. Они пиками подгоняют человека в хитоне, волочащего на себе деревянный крест… Настя смотрит на эту казнь вроде как из темного переулка. Вокруг оживленно гудящая пестро одетая гуща народу; раздаются выкрики на непонятном языке, человек падает, опять с великим трудом поднимается. Из толпы протискивается молодая женщина и вытирает ему платком избитое в кровь лицо… Испуганный мужчина в богатой одежде гортанно кричит, вроде как зовет женщину по имени… Процессия скрывается за углом дома… Настя вдруг чувствует свинцовую усталость. Шатаясь, подходит к большой каменной чаше с водой. Светловолосый юноша почтительно поддерживает ее, смутно напоминая кого-то… И в своем отражении видит не старую, но увядшую женщину. Смутно знакомую…

Девушка вздрогнула, видение исчезло столь же внезапно, сколь и появилось. Вокруг по-прежнему были музейные стены, увешанные картинами, стояла гулкая тишина… Но светловолосый парень так и остался стоять рядом, только одет оказался в современную одежду и звался Данилой… Он осторожно держал Настю за руку и с тревогой шептал: «Пойдем скорей на воздух, ты что-то побледнела сильно…»

– Да-да, пойдемте, – так же тихо прошептала испуганная Настя, все еще видя перед собой лик той женщины, что отразилась в воде… Филермоса! Вот ведь привидится же такое!