Юрий Кургузов - Луна - Солнце мертвых Страница 71

— Звала. — Лорелея кивком показала на застывшего как изваяние Mоргенштерна и его коня: — Знаком он тебе?

— Этот урод? — Одноглазый ухмыльнулся: — Первый раз вижу, наверное, из молодежи. А что он натворил, детка?

Лорелея капризно вздохнула:

— Хочет меня убить.

— Неужели? А на вид такой мозгляк.

(Честное слово, смотреть на Моргенштерна было для меня сейчас сплошным удовольствием. Грозный еще недавно повелитель вампиров и оборотней, колдунов и ведьм казался рядом с этим величественным колоссом просто жалким огородным пугалом. За все время, прошедшее с момента первого удара грома, он не произнес ни слова, и только окровавленные губы беззвучно шевелились, так, будто он возносил молитву. Кому? Может быть, Вельзевулу?..)

Одноглазый повернулся в нашу сторону и вопросительно посмотрел на Лорелею:

— А с ними что делать? То же самое?

Она покачала головой:

— Их ты отпустишь.

— Гм, понятно… А тех? — Огромный палец показал на оборотней. — Надеюсь, хоть их-то нет?

Ее глаза потемнели.

— Их — нет.

Седобородый усмехнулся и махнул рукой товарищам:

— Слышали? Славная предстоит работа!

Лорелея раздраженно дернула плечом.

— Ты слишком торопишься. Здесь, в лесу, в кустах и реке, полно и других тварей…

Одноглазый кивнул:

— Я понял: начинаем охоту, но люди должны жить.

— Да, они должны жить, господин.

Седобородый нахмурился:

— Тогда пусть уходят, и поскорее. Человеку не годится видеть т а к о е.

— Они уйдут… — Лорелея торопливо соскочила с коня и подбежала к нам. Она обвела каждого внимательным взглядом и наконец повернулась ко мне: — Ну, вот и все. Страшная старая сказка закончена, сударь… По крайней мере, для вас.

— Н-но… — Кажется, впервые в жизни я покраснел.

— Сейчас мы расстанемся навсегда, — грустно улыбнулась она.

— Н-навсегда?! — Язык меня почти не слушался.

— По-видимому. — Она искоса посмотрела на Яна. — Редко кому доводилось встречаться со мною дважды.

Ян молчал.

— И вы… никогда больше не придете? — с трудом проговорил я.

Еe припухлые губы снова тронула слабая улыбка.

— Приду… Я обязательно приду, сударь, но только тогда и туда, где буду нужна. Однако навряд ли судьба захочет еще раз свести нас — для этого необходимо поистине невероятно точное стечение всех мыслимых и немыслимых обстоятельств. Прощайте?..

(Клянусь, в ее устах это прозвучало как вопрос!)

Я закричал:

— Нет!..

И тогда она медленно стянула с пальца черное кольцо Моргенштерна и резким взмахом швырнула его в ночь. А потом тихо повторила:

— Прощайте…

Я молча смотрел, как она садится в седло, как возвращается к одноглазому. Потом кто-то подтолкнул меня к лошади; гигантские псы и всадники расступились, и, вытянувшись в цепочку, мы покинули Каменную Пустошь. Я ехал последним и, обернувшись, бросил прощальный взгляд назад. Та картина останется в моей памяти навсегда: Лорелея, тоже смотрящая нам вслед, громкий возглас: "Послушай, а может, возьмем его в шуты?" — и трубный хохот одноглазого и неподвижный, точно заледенелый силуэт Моргенштерна, которому — теперь я был в том уверен — никогда уже не ходить по этой земле.

Мгновение спустя над темным лесом раздался жуткий вой небесных псов — и наши лошади в ужасе понесли.

Д и к а я о х о т а н а ч а л а с ь…

Ну вот, собственно, и все, об остальном можно рассказать буквально в нескольких словах. К великому нашему огорчению, священник — а это его тяжело ранил оборотень — скончался в замке, так и не придя в сознание, хотя доктор Шварценберг и сделал все, что было в его силах. Тело отвезли в деревенскую церковь, и похороны назначили на следующий день. Все мы, особенно я и Ян, невольно чувствовали себя виновными в этой смерти — из двенадцати человек, отправившихся в ту ночь на великую битву с вурдалаками, погиб он один — и как случайно, нелепо погиб!..

Но, возможно, душе его на том свете будет отрадно узнать, что уже после восхода солнца в замок, довольный и гордый, заявился Примас, которого мы тщетно искали и звали по дороге домой, и приволок изгрызенный труп большого волка с куцым хвостом. Не говоря друг другу ни слова, мы с Яном оттащили оборотня за конюшни и, разведя огромный костер, бросили в огонь. Когда от зверя осталась одна зола, Ян собрал ее в мешок и, поднявшись на крепостную стену, развеял по ветру. Признаться, твердой уверенности в том, что волк этот — Карл, у меня лично поначалу не было. Однако, увидев просто-таки счастливое лицо Яна, когда он слезал со стены, и смеющийся оскал Примаса, я тоже вздохнул наконец с облегчением: ошибки, по-видимому, быть не могло.

Около полудня проснулся граф. Он был еще очень слаб, и потому мы с инспектором, не слишком утомляя его светлость невероятными подробностями событий минувшей ночи (кстати, граф абсолютно не помнил, что с ним произошло), сообщили лишь, что отныне все будет в порядке, никакой чертовщины в замке в ближайшие триста лет не предвидится, и он снова уснул, весьма довольный громогласным заявлением достопочтенного господина инспектора о том, что тот не имеет более ко мне никаких уголовных претензий и снимает с меня подозрение в убийстве дворецкого и осквернении тела покойного. (Да, чуть не забыл: труп старика так и не нашли, но я сказал Яну, что с этой стороны нам бояться нечего — кол ему в сердце я вогнал хотя и несколько любительски, но тем не менее достаточно профессионально.)

Итак, граф снова уснул — ядовитые испарения проклятой дьяволовой свечи не выветрились еще полностью из его организма — а мы отвезли на кладбище и предали земле тела двух погибших гайдуков.

Возвращаясь в замок, я вдруг обратил внимание на то, что деревня словно казалась вымершей, — на улице ни души, никто не выходит из домов, не выглядывает из окон. Я покосился на Яна, но он нахмурился — и я промолчал: достаточно мне собственных забот, чтобы интересоваться еще и самочувствием нескольких десятков членов семей оборотней.

К вечеру граф поднялся — доктор Шварценберг сделал все возможное и невозможное, дабы поставить беднягу на ноги. В "трапезной" состоялся полупраздничный-полускорбный ужин, во время которого мы открыли наконец графу в с ю страшную правду. Не знаю, поверил ли он услышанному до конца, однако то, что изрядную долю этой правды преподнес хозяину Волчьего замка инспектор, должно быть, все же склоняло его верить. И, между прочим, граф признался, что сама "атмосфера" замка стала, на его взгляд, как-то спокойнее и чище, несмотря даже на витавший все еще в этих стенах дух смерти и тлена…