Барбара Картленд - Спор богинь

Барбара Картленд

Спор богинь

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1870 год.

– Ах, дядя, какое чудесное место вы выбрали для ваших картин! – воскликнула Астара.

– Именно это я и надеялся от тебя услышать, моя дорогая, – ответил сэр Родерик.

Астара окинула восхищенным взглядом просторный салон, выдержанный в пышном георгианском стиле. Белые стены, голубой потолок с тяжелой позолоченной лепниной и три окна, выходившие на террасу, за которой полого спускался к озеру великолепный сад.

Лучи пока еще неяркого апрельского солнца падали на французскую мебель, обитую дорогой камчатой тканью, на прекрасный обюссонский ковер ручной работы с купидонами и цветами.

Взглянув на Астару, сэр Родерик подумал, что вся эта роскошь является прелестным обрамлением и для самой девушки.

Родители Астары погибли два года назад, и он отправил воспитанницу в школу во Флоренции. Уже тогда сэр Родерик предполагал, что со временем девушка станет замечательной красавицей.

Но когда несколько недель назад он приехал за ней, ему стало ясно, что ее красота превзошла все его ожидания.

За всю свою долгую и деятельную жизнь он не встречал ничего прелестней этих белокурых, искрящихся огнем локонов, обрамлявших нежный овал милого личика. Голубые глаза Астары своим цветом вызывали в памяти бурные волны Средиземного моря, а цвет кожи можно было сравнить разве что с белоснежными лепестками магнолии.

С очаровательной живостью, всегда казавшейся сэру Родерику неотразимой, девушка засмеялась и радостно захлопала в ладоши.

– Нашла! – воскликнула она. – Наконец-то я нашла идеальное место для нашей картины.

– Для которой из картин? – поинтересовался сэр Родерик. – Не забывай, моя дорогая, что в нашей коллекции их более сотни! Так о какой же из них ты говоришь?

– Вы прекрасно знаете, милый дядюшка, о какой именно картине идет речь. Она будет великолепно выглядеть вот здесь, над мраморным камином!

– Я могу лишь догадываться, – сказал сэр Родерик с легкой насмешкой, как бы желая ее поддразнить, – что ты говоришь про «Суд Париса», картину малоизвестного художника из Германии.

– Конечно же, я говорю именно про нее, – ответила девушка. – Это самая прелестная из всех картин, какие мне только доводилось видеть, и я не променяю ее ни на одного из ваших Кранахов, Гварди или Пуссенов!

– Остается лишь радоваться, что тебя не слышит какой-нибудь строгий знаток искусства, – суховато заметил сэр Родерик. – Хотя согласен, что твой Иоганн Ван-Ахен создал неплохую вещицу; она более других его картин свидетельствует о знакомстве этого немца с творчеством Тинторетто и Микеланджело.

Тут он понял, что Астара его не слышит.

Неподвижным взором она уставилась на пустую стену над камином, откуда сэр Родерик распорядился убрать картину Вуттона, которого столь рьяно коллекционировал в свое время его отец.

Для картины с охотничьим сюжетом место в чайном салоне было не слишком удачным, хотя сэр Родерик и признавал за ней весьма значительные достоинства. Поэтому он принял решение перевесить все картины Вуттона, Стаббса и Хондкотера в библиотеку и холл.

Да и вообще в Уорфилд-парке, родовом имении сэра Родерика, расположенном к югу,от Лондона, за время его отсутствия накопилось множество дел, требующих срочного решения. На обратном пути в Англию он сосредоточенно обдумывал, как с помощью Астары переделать и обустроить на новый лад огромный дворец.

Образование, полученное девушкой во Флоренции, разительно отливалось от того, которое давалось большинству юных англичанок. Еще в Риме сэр Родерик убедился, что Астара прекрасно разбирается в скульптуре и живописи, хорошо знает древнюю историю и множество античных памятников архитектуры, которыми изобилует Рим. Она и сама всем своим обликом напоминает античную богиню, подумалось ему.

В это время Астара легкими шагами прошла через салон, ласково взяла его за руку и с искренним восторгом в голосе воскликнула:

– Дядя Родерик! Как замечательно мы тут заживем! У меня столько времени не было совсем никакого дома, что теперь мне все здесь кажется восхитительным.

– Я ни минуты в этом не сомневался, – ответил довольный сэр Родерик. – Вот только я не уверен, долго ли ты пробудешь со мной и долго ли нам суждено наслаждаться вместе этой безмятежной домашней обстановкой.

В глазах Астары отразилось искреннее удивление, и дядя пояснил свою мысль:

– Судя по обилию молодых людей, которые бросали к твоим ногам в Риме сердца, титулы и дворцы, малопригодные к проживанию из-за своей ветхости, я невольно жду того же самого и в Англии.

Астара лукаво улыбнулась, и на ее щеках появились прелестные ямочки.

– Ха-ха, малопригодные к проживанию – самое подходящее слово для большинства из тех дворцов! – воскликнула она. – А еще, как я подозреваю, желание жениться на мне объяснялось тем, что молодые люди ожидали получить за мной большое приданое.

– То же самое можно сказать и про тех поклонников, что осаждали тебя в Париже!

– Французы способны на удивительную проницательность, когда дело касается денег, – помрачнев, заметила Астара.

Сэр Родерик засмеялся.

– Как бы то ни было, я приложу все старания, чтобы ты вышла замуж за англичанина. А еще мне хочется думать, что ты когда-нибудь поселишься здесь, в Уорфилд-хаузе, и после моей смерти твои дети будут играть на лужайках парка и бегать по картинной галерее.

– Пожалуйста, дядюшка, не нужно говорить о смерти! – взмолилась Астара. – Пусть этого не случится еще много-много лет! Вы ведь знаете… как мне будет тяжело… вас потерять. Вы ведь один у меня… вся моя семья – это вы!

Ее голос чуть дрогнул, и опекун понял, что девушка невероятно тоскует без отца и матери.

Оглядываясь на то, теперь уже давнее время, когда он видел в последний раз вместе всю их маленькую семью, сэр Родерик подумал, что никогда за свою жизнь не встречал более счастливых людей. И в самом деле, мало кто из мужчин и женщин способен был так любить друг друга, как любили отец и мать Астары. Вероятно, поэтому они и умерли одновременно, так что не осталось ни вдовы, ни вдовца с навеки разбитым сердцем, ни горечи разлуки. Страдала только их осиротевшая дочь Астара, и когда сэр Родерик получил от нее просьбу о помощи, он сразу же явился, готовый все оставшиеся годы своей жизни посвятить заботе о дочери своих друзей.

Его постоянно мучил один и тот же вопрос: неужели Чарльз Биверли, его самый близкий, несмотря на разницу в возрасте, друг, предчувствовал, что он и его любимая жена не вернутся из своей последней экспедиции?