Дороти Гарлок - Здесь царствует любовь

Дороти Гарлок

Здесь царствует любовь

Пролог

— Сэм! Сэм!..

Молодая женщина в просторном домотканом платье бежала по петляющей вдоль высоких дубов тропинке. Она с легкостью перепрыгнула через валявшуюся на земле большую ветку и неожиданно оказалась прямо в объятиях поджидавшего ее мужчины. Залившись от смущения краской, она почувствовала трепет, охвативший ее при прикосновении к сильной, мускулистой груди мужчины.

— Девочка ты моя сумасшедшая, — проговорил он, чуть отстраняя ее. — Сколько раз повторять, что тебе не следует скакать, подобно лягушонку. Ты же можешь упасть и повредить что-нибудь себе… или ребенку.

Голос его, мужественный, даже грубоватый, благодаря шотландскому акценту звучал мелодично.

— Сэм! — страстно зашептала женщина. — Я так счастлива, что мне даже страшно, Сэм.

— Страшно? — так же тихо, склонившись к самому ее уху, спросил мужчина.

— Да. Мне все время кажется, что может произойти что-то ужасное. Это лето было самым счастливым в моей жизни, Сэм! Но ведь так не должно быть… Это неправильно… — произнесла она дрогнувшим голосом. — Джей Эр на войне с мексиканцами, а я так безумно счастлива. А жена ведь должна пребывать в печали, когда уезжает муж. Представляешь, Сэм, я порой ловлю себя на мысли, что не хочу его возвращения. Сэм даже поперхнулся от ее слов.

— Нет, милая моя. Ты наговариваешь на себя. Ты же не желаешь ему ничего худого на самом деле.

— А еще, Сэм, я думаю все время о Либби и мальчике. Нет, что-нибудь ужасное обязательно произойдет со мной за то зло, которое я причинила Либби.

— Не говори так, милая. В том иллюзорном мире, в котором она пребывает, Либби совершенно счастлива. Ты же знаешь, она никогда не была мне женой в полном смысле этого слова. В этом нет ее вины. Уж так получилось. Парнишка мне очень дорог, но и этого ребенка я уже люблю. — Сэм положил большую ладонь на слегка округлившийся живот. — Если твой муж не вернется, я позабочусь и о тебе, и о малыше, дорогая моя.

Мужчина прижал женщину к себе. Руки его заскользили по ее спине так ласково, что уже через мгновение она прильнула к его груди. Прерывистое от разгорающегося в ней пламени дыхание обожгло его губы.

— О, если бы это лето никогда не кончалось! — со страстью выдохнула она, окончательно теряя контроль над своим телом, которое само изогнулось в поисках еще большей близости с любимым.

— Такая любовь, как наша, не может быть грехом, — прошептал Сэм, почти потерявший способность дышать, и вдруг, подняв женщину на руках, сделал несколько шагов в сторону.

Еще через мгновение они лежали на мягкой траве, слившись в страстном поцелуе. Он целовал ее вновь и вновь. Целовал с такой горячей нежностью, как может целовать только по-настоящему любящий мужчина.

— Не надо думать, что хорошо, а что плохо во всем этом. Думай о том, что мы вместе сейчас, о том, как я люблю тебя.

Но и без этих слов все тревожащие Нэнни мысли о греховности их связи исчезли. Под напором страсти разум уступал. Некая плотина, до сих пор удерживавшая бурное половодье чувств, была прорвана. Губы ее прильнули к губам Сэма. Дыхание их смешалось. Сейчас для нее существовали только сладостная тяжесть его тела и дурманящий аромат мягкого травяного ковра, на котором они лежали. И еще всепоглощающее желание принадлежать ему. А потом, будто вспышка молнии, сказочное, не сравнимое ни с чем наслаждение, зародившееся внутри и разлившееся по ее телу.

Возвращение из волшебного мира чувств было неторопливым и приятным. Нэнни чувствовала обволакивающее тепло его сильных рук, слезы благодарности выступили на ее глазах. Она ощутила под своей щекой плечо любимого, такое сильное, с такой шелковистой кожей! Наслаждаясь умиротворением и покоем, которые она могла испытать лишь рядом с ним, Нэнни незаметно для самой себя погрузилась в сон.

Нэнни проснулась, и первым ее ощущением было то, что все вокруг вдруг непонятным образом изменилось. Некоторое время она лежала с закрытыми глазами, стараясь понять, почему она одна и отчего чувствует себя такой разбитой. Не было ни надежного мускулистого плеча, ни сжимающих ее в крепких объятиях сильных рук.

На дворе была поздняя ночь. Даже сквозь сомкнутые веки она ощущала утомительно-яркий свет лампы. Лежала она не на приятно пахнущей свежей траве — ее тело чувствовало грубое прикосновение жестких простыней. Единственное, что оставалось таким же, — ее влажные от слез глаза. Все остальное было другим. Она и сама была другая — легкая, будто перышко, летящее в какую-то неведомую даль. И от этого ощущения Нэнни почувствовала себя счастливой. Она знала, что летит туда, где скоро будет свободной от всех мук, знала, что ее ждут на небесах.

Нэнни открыла глаза и увидела склонившуюся над ней дочь.

— Ты спала, мама.

— Саммер[1]. — Она слегка улыбнулась. — Моя прекрасная Саммер.

— Тебе что-нибудь нужно, мама? — Мягкие, заботливые пальцы смахнули слезинки с лица Нэнни.

— Нет.

Голос больной женщины прозвучал тихо и печально. Она не могла скрыть разочарования от того, что очнулась в другом месте и в другом времени. В надежде вновь услышать страстный шепот, ощутить тепло и чувственную бурю Нэнни вновь закрыла глаза и тут же застонала от невыносимой боли. Нет, это время еще не пришло. Но придет… уже скоро… вот-вот.

В глазах матери появилось беспокойство. Протянув руки, она дотронулась до руки дочери.

— Скоро, — чуть слышно прошептала она, — скоро вы останетесь с Джоном Остином одни. Я хочу, чтобы вы поехали к Сэму Маклину. Разыщи его, Саммер, и расскажи, кто вы такие. Он вам обязательно поможет. Он позаботится и о тебе, и о Джоне Остине. В моей шкатулке лежит письмо, из которого ты узнаешь, как его найти…

— Мама… — Фиалковые глаза девушки наполнились слезами. — Мама… Нет!..

— Пообещай мне, Саммер, дай мне слово, что вы поедете к Сэму. Сэм… — Голос оборвался. Нэнни закрыла глаза, на этот раз уже навсегда.

Глава 1

В битком набитом дилижансе было нестерпимо жарко, особенно Саммер с ее длинными, густыми волосами, и она невольно вспоминала приятную прохладу своего дома в Пини-Вудс. Зато черные как вороново крыло волосы блестели на солнце, и это очень шло девушке. Весьма изящно сидело на ней и ситцевое платье. Маленькая, привлекательная и решительная, девятнадцати лет от роду, она ехала на Запад с оставшимся на ее попечении восьмилетним братом.

По лицу Саммер было видно, что она крайне устала. Ее клонило в сон, но обрамленные черными ресницами фиалковые глаза упрямо смотрели вперед. Она была решительно настроена не спать и непрерывно обмахивала шляпкой лицо дремавшего у нее на коленях мальчика.