Розалин Майлз - В порыве страсти

Розалин Майлз

В порыве страсти

Алексу, в каких бы далях ни блуждал его дух.

1

Занимался новый день, ясный и солнечный, как всегда. А Элен в который уже раз повторяла про себя: «Я больше так не могу».

Она горько улыбнулась. Интересно, много ли на свете женщин, живущих среди такой красоты, но не знающих счастья? И много ли женщин повторяют про себя: «Я больше так не могу», но продолжают жить как жили, день за днем, год за годом?

Старый дом, казалось, притаился и ждал чего-то. Длинный, прохладный коридор вывел ее на широкую открытую веранду. Вокруг простиралась пустыня, она тянулась на многие километры, до самого сердца Австралии, до мертвого красного сердца, похороненного где-то там, среди пустошей, много веков назад. Полмиллиона лет выжигало солнце этот затерянный континент, а земля все так же лежала под его палящими лучами, непознанная, неприветливая, полная скрытой мощи, отказывая своим перепуганным обитателям в самом необходимом.

«Как Филипп, – подумала она, – отказывает мне в самом необходимом!»

На дороге, за надворными постройками, произошло какое-то движение. На земле, в пестрой тени серебристых эвкалиптов, сидели аборигены. Теперь они встали и двинулись вперед, взгляды их были устремлены за горизонт.

Каким-то непостижимым образом они всегда знали, когда ожидать возвращения пастухов. Впрочем, они знали все. Их предупреждали духи, они нашептывали свои предсказания тем, кому хватало мудрости их услышать. Они всегда знали, как прошел перегон скота и кто из мужчин вернется, а кто – нет. Непонятная тоска терзала ей душу, наполняя сердце тревогой и печалью. Ибо подобно миллионам и миллионам других женщин во все времена, Элен не знала, что делать, если муж вернется, и не знала, что делать, если муж не вернется.

– Миссис Кёниг?

Это была Роза, домоправительница, маленькая худая женщина, выросшая на ферме и с незапамятных времен распоряжавшаяся в доме; она подошла так тихо, что Элен не расслышала ее шагов. Никто не знал ее настоящего имени: оно было предано забвению в тот самый день, когда Филипп назвал ее Розой, в тот самый день, когда он увел ее, совсем еще юную девушку, из племени и сделал домоправительницей. И было это в те дни, когда сам Филипп был молод – первый неженатый хозяин Кёнигсхауса почти за два столетия существования фермы.

Впрочем, такой ли уж неженатый? Ходили слухи, что все те годы, пока Филипп не привез из Америки очаровательную невесту, Роза утоляла его голод, и не только за столом. «Роза была здесь, она знала Труди, она должна ее помнить, – в сотый раз подумала Элен. – Она видела, как мы сменяем друг друга. Ведь ты была первой женой, правда, Роза?»

Казалось, взгляд горящих черных глаз, остановившийся на лице Элен, начисто отмел этот вопрос. Элен с трудом подавила вздох. Она догадывалась, что ее ждет.

– Ну, Роза?

– Мужчинам нужен хороший обед, миз Кёниг. – Седая голова домоправительницы покачивалась в такт словам. – А не эти новомодные штучки, как в ресторане.

Элен с самого начала знала, что Роза не потерпит даже малейшего изменения ритуала.

– Хороший обед по случаю их возвращения? Как обычно? – Она вздохнула.

Роза кивнула.

– Они столько недель не были дома, грузили скот на машины. Они хотят, чтобы дома их ждал хороший обед, как всегда.

Наступила тишина. Роза заметила, как поникло вдруг все еще упругое тело хозяйки, не укрылась от ее глаз и безвольно опущенная голова. И поняла, что победила.

– Поступай, как хочешь. – Элен устало махнула рукой. И зачем что-то менять? Филипп не потерпит новшеств, вот уже сорок лет, как порядок установлен раз и навсегда – с тех самых пор, как он впервые перегнал скот и стал королем в своем королевстве. Да и Джон не захочет перемен, она тоже хорошо это знала. Он обожал своего отца, гордился тем, что пошел в него. Джону и в голову не придет усомниться в правильности его решений.

«Но ведь он и мой сын! – с горечью подумала Элен. Вполне естественно, что в период возмужания Джон все больше сближался с Филиппом, стремился во всем походить на него – ведь наступит время, и сыну придется занять место отца. – Но почему он так отдаляется от меня? Неужели он ничуть не похож на меня? Неужели в нем не осталось ничего моего? Или это я отдаляюсь от него так же, как отдаляюсь от его отца, меняясь буквально на глазах?»

Следовало взять себя в руки. Роза все еще находилась здесь, все так же внимательно наблюдала за ней. Элен попыталась улыбнуться.

– Роза, у тебя любое блюдо бесподобно, приготовь, что хочешь. – Она тепло дотронулась до морщинистой, натруженной руки. – Лишь бы всего было вдоволь, как любит мистер Филипп. Сделай что-нибудь особенное, и все будут счастливы.

Роза сердито покачала головой.

– Если бы еще эта девка Элли взялась за ум! Сегодня она чуть не к обеду заявилась, и виноват, как всегда, ее пьяница муж. Но она и сама может опоздать, уж будьте спокойны! С каждым днем становится все хуже и хуже.

Элен лишь сочувственно посмотрела на домоправительницу. Обе женщины прекрасно знали, что какой бы надутой, ленивой и неряшливой ни была Розина помощница, ей ничего не угрожало. Только Филипп мог нанимать и увольнять слуг, а Элли хватало ума оставаться у него на хорошем счету. Кроме того, она была уж очень соблазнительной, даже женщины это чувствовали – ленивый, зовущий взгляд, чуть приоткрытый рот, стройное тело девочки и дерзко выпирающая полная грудь умудренной опытом женщины. А Филиппу всегда нужно, чтобы рядом были женщины, которые будили бы в нем мужчину.

Наверно, когда-то и Роза была такой, но время не пощадило ее. Она состарилась раньше времени, и теперь ее единственным утешением был глоточек-другой пива или шерри да еще замусоленная колода карт – по вечерам она любила колдовать над ними.

– Мистер Филипп не любит перемен, а Элли с детских лет помогает по дому… – вот все, на что отважилась Элен.

Роза хрипло рассмеялась.

– Это называется помогать? Она стала отираться здесь еще до рождения Джона, да так и прижилась. Она старше, чем кажется. Она появилась еще при Алексе. Еще тогда…

– Спасибо, Рози. – Элен любила Розу, но большего она вынести не могла.

Домоправительница кивнула и удалилась прочь. Интересно, подумала Элен, глядя ей вслед, легче ли аборигенам от того, что они так связаны с прошлым, что мертвые для них – такая же реальность, как и живые? Ведь духи их предков и те, кто еще не родился, имеют свое имя, свое лицо, для всех находится место в их сердцах. Или же им значительно тяжелее, потому что прошлое для них не умирает и ошибки и печали прошлых лет преследуют живых до тех пор, пока они сами не умрут?