Невеста против (СИ) - Вансловович Лика

Пролог

Лучше воевать за исполнение своей мечты и в войне этой проиграть несколько сражений, чем быть разгромленным и при этом даже не знать, за что же ты сражался. (Пауло Коэльо)

Мечты бывают разные, лично я еще маленькой придумала свою классификацию для них — разделена на две большие подгруппы.

Каждый человек умеет мечтать. Я тоже умела, например, о сахарном петушке или вкусном столичном прянике с росписью на белой глазури, мечтала о новом нежно-голубеньком платьице и о больших таких же голубых бантах, которые я бы вплела в свои волосы!

Таких мечтаний у меня было много, такие мечты кто-то, наверное, назовет глупыми, ведь, в конце концов, у дочери отставного офицера, а ныне простого помещика были в гардеробе различные платья и банты, да и в сладостях ей не отказывали.

Но дело в том, что мечтать о чем-то большем я боялась: страшно становилось от этих мыслей, а еще обидно и больно.

Мои самые заветные мечты были несбыточными, хотя вам они наверняка покажутся самыми обыкновенными, но я… я-то ведь знала, что ничего не изменится!

Можно мечтать о том, что папа когда-нибудь меня полюбит — но это бессмысленно! Он не изменится — это он еще в детстве мне внушил, старательно так, не скупясь на выражения, удары ремня или другие не менее приятные наказания.

Можно мечтать о принце, который приедет, увидит меня и заберет к себе, и там-то я буду любима и счастлива! Но нет, папа давно дал понять, что единственная польза, которую можно получить из рождения дочери — это выгодно отдать ее замуж! Какова же вероятность того, что при этом он спросит мое мнение или хотя бы задумается о моей судьбе?

— Нееет, вероятнее всего его будут интересовать связи и доход того самого супруга! А если учесть, что связи в наших краях в основном приобретаются только с годами… да, скорее всего, это будет какой-нибудь жирный мужлан, ровесник моего милого папочки.

Еще я хотела бы мечтать о лучшей судьбе для моей Алиски, чтобы вот хотя бы у нее все было хорошо, пусть бы только меня били, наказывали и отдавали за нелюбимого! Но, увы, папа презирал нас обоих, а значит…

Я ненавидела мечтать: проще забивать голову тряпками и пряниками, ей богу, чем надеяться неизвестно на что.

Часть 1. Глава 1

— Риа, Риа-а-а! Ну хватит, Ри, сейчас начнутся занятия — Пэтр уже пришел! Ты же знаешь, нам нельзя опаздывать! — Алиска стояла у подножия лестницы и конючила свое, зазывая меня на уроки по танцам. Сама она дико боялась высоты, и темноты, и даже пыли — она вообще всего боялась и ни за что бы не полезла за мной на сеновал.

Но мне все равно пришлось слезать: сестра права, Пэтр тут же нажалуется отцу, а тот… спина как-то неприятно зачесалась, и я торопливо свесила ногу, нащупывая перекладину.

Лазить в длинных платьях было крайне неудобно и опасно, но ничего другого дочери помещика надеть было нельзя. Забираться на сеновал, конечно, тоже чревато, но меня здесь никто не сдавал: все слуги прониклись ко мне сочувствием и трепетом еще в детстве, а на случай появления отца всегда был заготовлен запасной выход, — правда, пришлось бы прыгать прямо в стог сена в конюшне, но это меньшее из зол.

— Я готова! — бодро сообщила хмурой младшей сестренке и взъерошила ее макушку.

Алиса запыхтела и принялась оправлять волосы.

А я с улыбкой смотрела на свою сестру: она всегда напоминала мне маленькую нимфу. Тоненькая, как тростиночка, с белой кожей, ясными сине-голубыми очами и светлыми пшеничного цвета волосами. Летом они у нее всегда выгорали и становились на два тона светлее. Лиса любила заплетать их в сложные и замысловатые прически и гордилась тем, что они у нее едва ли не до пят отросли, а еще она иногда грустно отводила взгляд от моих коротко состриженных темных локонов, и стыдливо краснела.

Не пристало девице ходить с такой стрижкой, но отец тогда так рассердился на меня из-за того, что умудрилась на балу отвадить от себя всех перспективных кавалеров, что тем же вечером схватил меня за волосы, вытащил на крыльцо прямо в том белоснежном бальном платье, приложил щекой к чурке, на которой Гришка дрова обычно колол, замахнулся топором, и пока я прощалась с жизнью, рубанул по толстой темно-русой косе, заверив, что в следующий раз обязательно попадет по шее.

Алиса оправила, наконец, свою прическу, вцепилась железной хваткой в мою руку и повела за собой.

— Не понимаю я тебя, Ри, ну почему тебя каждый раз приходится тащить на эти занятия — ты же любишь танцевать! — возмущенно бормотала сестренка.

— Люблю! — со вздохом созналась я.

А я и вправду очень любила уроки танца, я и себя не помнила тогда, отдаваясь музыке и старательно улавливая все замечания учителя, в такие минуты мне казалось, что я становлюсь бестелесной стихией, гибкой, невесомой и волшебной.

— Но, Пэтру это знать вовсе не обязательно! — а это уже был наш с Алисой секрет.

Для отца мы обе были совершенно бездарны — обе плохо танцевали, оттаптывая ноги партнерам, только я это делала намеренно, а Алиса потому что никак не могла перестать путаться во всех этих тактах и различных па.

Обе мы преотвратно пели: я, потому что от рождения не была наделена певучим голосом, ну а Алиса из солидарности.

И за все это мы регулярно получали наказания, но все равно продолжали притворяться.

Это потом, дождавшись, когда отец и мачеха уедут по делам в город или еще куда, мы уходили в лес в поисках заброшенной избушки лесника, и уж там я могла поупражняться в настоящих танцах, хотя и без музыки, а Лиса запевала для меня свои любимые баллады о любви и прочей чепухе.

Мы ускорили шаг, и в свою комнату я почти вбежала, торопливо натянула на себя свежее платье, собрала рассыпавшиеся волосы в пучок, пока Алиса умело затягивала шнуровку на моей спине: мы старались обходиться без помощи прислуги как можно чаще.

— Готово! — торжественно сообщила сестра и потащила меня за собой.

На бегу мы обе ввались в классную комнату, откуда для занятий давно вынесли лишнюю мебель.

Пэтр придирчиво осмотрел каждую из нас, успевая при этом соблюдать все нормы этикета, вежливо здороваясь и даже склоняя голову перед господскими дочерьми.

Я крайне не любила, когда меня рассматривают и потому ответила таким же наглым и придирчивым взглядом: ему было уже далеко за тридцать и к этому времени Пэтру как-то удалось сохранить подтянутый живот и острый, нераздвоенный жиром подбородок, хотя он не казался худым и слишком уж подвижным человеком. Но все менялось, когда начинала играть музыка, и он хватал одну из нас, увлекая в очередной бальный танец. Камзол его сегодня был темно-зеленого оттенка, отчего учитель выглядел еще бледнее, чем обычно, а без того светлые глаза казались почти бесцветными.

«Интересно, все французы не умеют загорать?» — с усмешкой подумала про себя.

Мой взгляд явно показался ему дерзким и неприличным, отчего он недобро свел брови и прищурил левый глаз, но промолчал, решил обойтись без едких фраз. Наверное, еще помнит, как я «случайно» попала ему коленом между ног, когда он также «случайно» попытался меня облапать, хорошо еще Алиска этого не видела — она в свои четырнадцать оставалась совершенным ребенком, до неприличия наивным и доверчивым: и это при таком-то папаше как у нас!

— Сегодня вы обе должны приложить все силы, чтобы освоить мои уроки, — напутственно произнес Пэтр, — он не любил говорить по-русски и часто изъяснялся на французском. Алиса знала его хуже, чем я и потому раздраженно морщила носик, когда чего-то не понимала, ну а я иногда делала тоже самое просто, чтобы позлить его.

— Я никогда в своей жизни не встречал настолько бездарных учениц! Как можно так плохо танцевать вальс! — примерно через час нудных и выматывающих тренировок произнес учитель, в голосе его сквозило отчаяние и злость.

— Почему вы так злитесь, мы с Алисой и раньше танцевали плохо! — невинно поинтересовалась я.

— Через два дня в городе в доме у Синевских состоится бал и ваш отец сказал, что обе дочери, в особенности старшая, должны танцевать безукоризненно, иначе он уволит меня, а я, знаете ли, пока еще не хочу терять этого места! — ворчливо отозвался он.