Сьюзен Барри - Выйти замуж за незнакомца

Сьюзен Барри

Выйти замуж за незнакомца

Глава 1

Часы на изящном мраморном камине серебряным звоном отметили полчаса, и Стэси, ощущая беспокойство, посмотрела на них. Когда она последний раз взглянула на циферблат, они показывали шесть, а теперь — половину седьмого, но дом по-прежнему оставался пугающе безмолвным. Эта всепоглощающая, гнетущая тишина действовала ей на нервы, заставляя гадать: то ли о ней забыли, то ли в доме просто никого нет, не подходили и посетители-пациенты.

Разумеется, толстые ковры на полу, как и тяжелые бархатные портьеры, заглушали все звуки. Она посмотрела в окно на дома на противоположной стороне улицы, где блестящие дверные молотки и медные таблички у дверей напомнили ей, что она находится в центре — своего рода Мекке — самой современной медицины и что ее отец когда-то мечтал о такой табличке, хотел занять достойное место среди известных терапевтов и хирургов.

Но к несчастью, он так и прожил до конца своих дней с этой мечтой, которой не суждено было осуществиться. Он ни разу не покидал свой скромный белый домик в небольшой херфордширской деревушке, где родился и где до него врачебной практикой занимался его отец. Теперь оба похоронены у стен норманнской церквушки с квадратной башней, отбрасывающей свою благодатную тень на окружающие ее зеленые деревенские сады и дома. Их маленький белый домик пустует в ожидании новых хозяев, которые будут плести нить своего бытия в одном из самых очаровательных и мирных уголков сельской Англии.

От мысли, что она может никогда больше не увидеть родных мест, на Стэси накатила тоска. После нескольких долгих часов, проведенных в поезде без ленча, и от самого Херфордшира неотступно преследуемая тревогой за свое неопределенное будущее, она чувствовала себя усталой и совершенно выдохшейся, словно спущенный воздушный шарик.

И вот теперь, когда она, наконец добралась до Лондона, ей не стало легче, тревога только усилилась. Ей так хотелось почувствовать себя немного свободнее, хотя бы снять шляпку, которая с самого утра стягивала ее темные волнистые волосы. Да и чашка крепкого чая значительно прибавила бы ей сил. Ох, если бы еще избавиться от этих туфлей на непривычно высоких каблуках!..

На какое-то время она скинула их под стулом, на котором сидела, но, когда где-то в глубине дома послышался звук открываемой и вновь закрываемой двери, торопливо обулась. Но никто не потревожил ее одиночества, и она, продолжала сидеть, пытаясь представить, что она чувствовала бы, оказавшись на месте пациенток, приходящих сюда со своими сомнениями и тревогами. Доктор Мартин Гуэлдер помогает обрести надежду и уверенность, но он бессилен помочь Стэси Брент — совершенно здоровой и загорелой девушке с веснушками на носу. Она появилась в его приемной совсем по иному поводу.

А что, если он даже не помнит ее отца?

Дверь позади нее почти бесшумно отворилась, и медсестра из приемной, расспрашивавшая ее до этого, остановилась перед ней.

— Мне очень жаль, что вам пришлось так долго ждать, — улыбаясь, произнесла она, — но доктор Гуэлдер только что вернулся. Пожалуйста, пройдите сюда.

Стэси поспешно поднялась и последовала за стройной элегантной молодой помощницей доктора Гуэлдера, ревностно следившей за точностью исполнения его ежедневного расписания. Через несколько секунд Стэси уже стояла перед самим доктором Гуэлдером, сидевшим за большим столом из орехового дерева и подписывавшим какие-то письма. Когда она вошла в его кабинет в сопровождении секретарши, он поднял на нее глаза и наградил взглядом, в котором промелькнуло едва заметное любопытство, затем, поднявшись, протянул руку.

— Здравствуйте, мисс Брент, — произнес он. — Садитесь, пожалуйста.

Он указал на большое кресло, и она, утонув в нем, почувствовала, как царившая в этой комнате атмосфера гармоничной умиротворенности успокаивающе действует на нее. Не слишком большая тихая комната чем-то напоминала ей сельский пруд, тому способствовали стоявшие на подоконнике цветы и развешанные по стенам приятные глазу акварели. Зеленый ковер под ногами напоминал мох, а от висевших на окнах занавесей, тоже зеленых, казалось, веяло свежестью.

Вся обстановка выглядела необыкновенно спокойной и в какой-то мере вселяла уверенность.

— Сигарету? — предложил он, протягивая ей серебряный портсигар.

Стэси с благодарностью приняла сигарету, хотя не была заядлой курильщицей. Она старалась не смотреть на доктора, удивившего ее своими манерами, — он совсем не походил на человека, созданного ее воображением.

Он оказался значительно моложе, чем она представляла, и выглядел необыкновенно элегантным и стройным в своем строгом синем костюме. Стэси подумала, что большинство женщин нашли бы его привлекательным. У него были гладкие, тщательно уложенные темные волосы, которые, однако, выглядели так, словно им хотелось упасть волной над правой бровью, но ежедневный строгий уход не давал им этого сделать. Его глаза за длинными, почти женскими ресницами отсвечивали ирландской зеленью. Однако в очертаниях твердого подбородка и скул не было ничего женского, а строгая линия рта выглядела почти жесткой, если он не улыбался. На его лице отразилось легкое любопытство, а в глазах вспыхнула ироничная, хотя и доброжелательная усмешка.

Он продолжал улыбаться, пока доставал из выдвижного ящичка стола письмо, посланное ею, и перевел на нее изучающий взгляд.

— Итак, вы — дочь Колина Брента?

Она кивнула, почувствовав смущение от того, что позволила себе некоторую вольность, написав это письмо.

— Я хорошо помню вашего отца, — подбодрил он ее. — Он был замечательным человеком. — Он помолчал. — Я ему многим обязан.

Она испытала огромное облегчение.

— Папа говорил, что он вам многим обязан, — произнесла она своим мягким, застенчивым голосом, — и что все человечество когда-нибудь, когда вы проявите себя, окажется перед вами в неоплатном долгу. — Она осторожно обвела глазами кабинет, и восторженное обожание школьницы, готовой восхищаться всем гениальным, вспыхнуло в ее глазах. — Бедный папа всегда осознавал ограниченность своих возможностей, к тому же, он унаследовал плохое здоровье. У него никогда не было шанса прославиться.

— Но он работал не покладая рук, точно так же, как до этого его отец, и его смерть стала для всех окружающих невосполнимой утратой! Я это знаю, — произнес доктор, и прозвучавшее в его словах сочувствие согрело ее сердце.

Предательские слезы снова затянули ее глаза пеленой, грозя закапать с ресниц. Она глубоко вздохнула.