Энн Макалистер - Предлагаю руку и сердце

ГЛАВА ПЕРВАЯ

     — У мужчины не может быть слишком много женщин.

  Деймон Алексакис слышал от своего отца эту сентенцию с тех пор, как помнил себя. Отцовский густой баритон, казалось, смаковал каждое произносимое слово. Потом Аристотель, покосившись на своего единственного сына, заговорщически ему подмигивал.

   В возрасте тридцати четырех лет, когда зрелый мужчина, обладающий всеми положенными ему инстинктами, должен, по всей видимости, разделять данное мнение, Деймон Алексакис был с ним не согласен.

   И вовсе не потому, что ему не нравились женщины. Он любил женщин. Таких, которых можно пригласить на ужин, затем в постель и забыть о них на следующее утро.

  Проклятием его жизни стали другие женщины, которых Аристотель Алексакис обожал больше всего на свете.

  Правда, на долю Аристотеля не выпало бремя ответственности за овдовевшую мать и шестерых (подумать только — шестерых!) несносных сестер, не говоря уже о пятилетних племянницах-близнецах. Он умер, когда Деймону минуло восемнадцать, а дочки были очаровательными малышками. «Отца эта чаша миновала», — с мрачной завистью подумал Деймон.

  Швырнув ручку на широкий тиковый стол и рассеянно уставившись в окно на открывавшийся центр Нью-Йорка, он пожалел, и не в первый раз, что не остался сиротой-одиночкой.

  Ему бы отлично жилось без них: без матери, пытающейся заставить его остепениться и подыскивающей ему Идеальную Невесту Алексакиса; без Пандоры, сбежавшей недавно с продувным игроком в блэкджек из Лас-Вегаса; без Электры, во имя искусства сбрасывающей одежду в непристойной бродвейской постановке; без Хлои, которая отправилась в дебри Африки, не сказав никому ни слова; без Дафны, которая купила на бойне всех этих шиншилл из жалости, а вовсе не потому, что из них можно сшить очаровательные шубки; без Ареты, которая как раз сегодня утром вошла к нему в кабинет и заявила, что уходит в «Страхан бразерс, инкорпорейтед», к самым главным их конкурентам; а самое главное — без старшей сестрицы Софии, чья беременность в настоящее время весьма осложняла ему жизнь.

  «Почему, — вопросил Деймон небеса, подняв к ним глаза, — мужчина должен волноваться по поводу беременности своей сестры? Почему бы об этом не побеспокоиться ее мужу?»

  «Потому, — ответил он сам себе, — что ее муж Стефанос сам представляет собой объект беспокойства».

Он и Кейт Макки.

Кейт Макки.

  Уже само ее имя заставляло вздрагивать. Пылкая искусительница с тициановскими волосами — женщина именно такого типа, каких его волокита-зять с удовольствием затащил бы к себе в постель.

  Без сомнения, уже затащил, беспощадно поправил себя Деймон, вонзая ручку в подставку.

  У всех этих приходящих нянечек, которых Стефанос брал на работу: Стейси, и Трейси, и Кейси, и мало ли их там перебывало за последние два месяца, — у всех волосы были просто огненно-рыжими.

  Но именно Кейт Макки удостоилась чести остаться в квартире на Парк-авеню. И в постели Стефаноса.

  Деймон знал, что ему следовало бы кое-что заподозрить еще в тот момент, когда Стефанос объявил, что врач посоветовал взять няню. Его зять никогда не горел желанием тратить денег больше необходимого, а уж тем более платить кому-то, кто нужен не ему, а жене.

  Но Стефанос был так озабочен, прямо чуть не плакал, когда влетел в кабинет Деймона два месяца назад: «Доктор беспокоится за Софию. Он опасается выкидыша и рекомендует освободить ее от присмотра за близнецами».

  «Я позабочусь об этом», — пообещал Деймон, прижимая к уху телефонную трубку. Он нацарапал имя Софии в блокноте, пытаясь одновременно уловить детали того, что ему говорят о партии хрусталя, поступившей из Венеции сегодня днем.

  Но Стефанос беспечно отмахнулся. «Да не беспокойся ты. Я просто тебе сообщаю. С нянечками я управлюсь сам».

  Деймон стиснул зубы. Ему следовало это предвидеть. Все напасти, посещающие прекрасную половину семейства Алексакисов, непременно становятся его проблемой, рано или поздно!

Кейт Макки.

Что, черт возьми, с ней делать?

   Насыпать ей перцу на хвост, вот что, или дать ей такого пинка, чтобы она долетела отсюда прямиком до самой Сибири, а блудливого зятька зашвырнуть куда-нибудь к Южному полюсу.

Но это было неисполнимо.

  Потому что София, да помогут ему небеса, обожает свою дорогую мисс Кейт!

  «Она такая опытная, такая умная, такая веселая. И так хорошо обращается с девочками. Ты даже не представляешь, какое это облегчение — знать, что Кейт обо всем позаботится. Я сразу почувствовала себя гораздо лучше» — все это София сообщила ему сегодня утром.

  За последние две недели она не раз с подобным энтузиазмом отзывалась о любовнице своего мужа. Но тогда Деймон еще не представлял себе, на что способен Стефанос.

  Теперь он узнал. До него, и не только до него, уже дошли слухи. Слава Богу, единственной, кто ни о чем не подозревал, была София, и Деймон намеревался проследить за тем, чтобы она так и осталась в неведении.

  Он сгорал от желания воздать Стефаносу и его пассии по заслугам, вот только...

  «Доктор сказал, что я пошла на поправку, с тех пор как у нас появилась Кейт, — продолжала София. — Даже не знаю, что бы я без нее делала».

  Да, руки у него оказались связаны. По крайней мере, в настоящий момент. Однако это не означает, что он собирается мириться с их гнусными шашнями. Ни за что на свете он не допустит, чтобы Стефанос дурачил его сестру.

  Он сжал кулаки, представив, что мог бы сотворить со Стефаносом. Интересно, найдет ли «опытная» мисс Макки своего любовника таким же привлекательным, как и раньше, после того, как он его отделает хорошенько?

Но и это было неисполнимо.

  Потому что Софии станет все известно, а сейчас ей, как никогда, требовался покой. Поэтому он не мог ни расквасить Стефаносу нос, ни поставить ему синяк под глазом. Придется двинуть в обход. Лучше всего начать с Кейт Макки и развеять ее надежды.

  Зазвонил телефон. Он поднял трубку и прижал ее плечом к уху.

 — Я думал, вы уже ушли домой, — сказал он Лилиан, своей секретарше.

 — Я здесь поселилась, — сухо ответила Лилиан. — Вместе с вами.

 — Похоже, что так, — признал Деймон. — В чем дело?

— Ваша мать. На второй линии.

 — Сейчас? — Он взглянул на часы, нахмурившись. — В Афинах почти два часа утра! — Он вздохнул. — Ну хорошо. Соедините.

  Интересно, какую заботу придумала для него Елена Алексакис на сей раз? Мать напоминала ему цепкую виноградную лозу: она прибегала к помощи своего мужа в любых ситуациях, а с тех пор, как он умер, не пошевельнула и пальцем, не обсудив это предварительно с сыном. За исключением, мрачно подумал Деймон, поисков идеальной невесты для него.