Джоди Питт - Все золото мира

Питт Джоди

Все золото мира

Пролог

С раннего утра под сводами старого дома звучали рождественские гимны. Посреди парадного зала сверкала стеклянными шарами, и блестящей канителью наряженная елка. Малыши — рыженькая и зеленоглазая, как мать, Джули и темноволосый крепыш Слай — не могли дождаться вечера в предвкушении праздничного угощения и подарков от Санта-Клауса.

Грейс Бертон, сидя в своей спальне, читала только что полученное письмо; глаза ее были затуманены слезами волнения, и дрожащие неровные строчки расплывались перед глазами.

«Я знаю, что очень виноват перед тобой, — писал сэр Эдмунд Бенедикт — отец ее первого, покойного, мужа. — Знаю, тебе нелегко будет меня простить…»

— Сэр Эдмунд, я давно вас простила! — прошептала Грейс.

«…но я хочу загладить свою вину и потому прошу, чтобы ты не отказывалась от своих прав на дом Бенедиктов. Знаю, вы с Дэвидом считаете, что по праву особняк должен принадлежать мне, — но я берег его для внуков, которых, увы, у меня никогда не будет. Род Бенедиктов угаснет со мной, и семейные владения так или иначе должны будут перейти к достойным наследникам. А своими наследниками я давно уже считаю только вас — тебя, Грейс, Дэвида и ваших детей. Пусть дом станет моим рождественским подарком. Взамен я прошу только одного — позволь мне как-нибудь навестить вас, взглянуть на ваших деток, поблагодарить за все, что вы для меня сделали…»

Глотая слезы, Грейс отложила письмо и потянулась к телефонной трубке, чтобы немедленно позвонить старику в Лондон… но в этот миг по всему дому разнесся гулкий стук в дверь.

— Папа, папа вернулся! — послышались в холле звонкие детские голоса, перекрываемые собачьим лаем.

Дейв, запорошенный снегом, стоял в дверях — и при взгляде на него Грейс с новой остротой ощутила, как он потрясающе красив. Уже не первый год они были женаты, но ей никогда не надоедало любоваться мужем.

— Посмотрите-ка, кого я вам привез из Америки! — весело заговорил Дейв, отступая в сторону и подталкивая вперед своего спутника — невысокого юношески стройного человека с сединой в волосах и такими же, как у Дейва, полночно-синими глазами.

— Дедушка! — И малыши с радостными воплями бросились обнимать Джеймса Бертона.

Хромой колли-полукровка по кличке Счастливчик подковылял к хозяину и радостно ткнулся теплым носом ему в ногу.

— Здравствуй, приятель! — Дейв наклонился и потрепал пса по густой шерсти, — Как же хорошо возвращаться домой!

— А как я рада, что ты снова дома! — воскликнула Грейс, крепко обнимая мужа.

На улице густыми хлопьями валил снег — но здесь, в старом доме, вдали от шумного безумия большого города, царил покой, полный счастья, тепла и смеха.

— Помнишь, как все начиналось? — прошептал Дейв, целуя жену в висок. — Я постучал в дверь, и ты открыла… На носу у тебя было пятно сажи — как сейчас помню; мне захотелось стереть его поцелуем!

— Помню… — задумчиво откликнулась Грейс. — Сколько же нам пришлось пережить, сколько мучиться и бороться с собой и со своими чувствами, прежде чем мы обрели счастье!

И она вздохнула, вспоминая тот зимний вечер семь лет назад, когда Дейв Бертон впервые постучал в дверь ее дома…

1

У нее отняли все. Даже дом, в котором она прожила целый год и который привыкла считать своим. Судьба лишила Грейс мужа, а безликий и бездушный заокеанский стервятник довершил дело, начатое смертью.

Легкое прикосновение к плечу отвлекло Грейс от мрачных размышлений; выключив пылесос, она обернулась.

— Что, тетя Хетти?

Пожилая женщина вытерла руки о джинсы и откинула со лба непослушные седеющие кудри.

— Пора ужинать, Грейси. Сделай перерыв. С пяти утра ты трудишься не покладая рук. — Грейс хотела возразить, но тетушка Хетти подняла руку, призывая ее умолкнуть. — В твоем распоряжении еще две недели, а ты, похоже, твердо решила вычистить этот огромный мавзолей за один день!

Достав из кармана красной фланелевой рубашки клетчатый платок, она принялась с материнской нежностью вытирать Грейс щеку.

— Ты вся в саже! Что, пылесосила печные трубы?

— Ты вся в саже! Что, пылесосила печные трубы? Грейс вяло улыбнулась. Милая тетя — все старается поднять ей настроение шутками и прибаутками. Грейс знала, что тете Хетти и самой сейчас нелегко приходится, и все же ради племянницы она старательно делала вид, что потеря дома — пустяки и переживать тут не о чем.

К несчастью, сейчас даже самый гениальный в мире комик не смог бы рассмешить Грейс. Она разорилась, потеряла свое дело, все сбережения, да к тому же и те гроши, что наскребла ради нее тетя. И старый дом в тихом городке Ситонклифф, расположенный в нескольких милях к северо-западу от Лондона, дом, в котором рождались и умирали многие поколения Бенедиктов, тоже переходит в чужие руки. Не говоря уж о гибели Грега… Грейс понимала, что винить себя ей не в чем — и все же до сих пор ее грызло чувство вины.

Сглотнув привычный комок в горле, она разжала пальцы, мертвой хваткой сомкнувшиеся на ручке пылесоса, и поправила намотанный на голову зеленый шарф.

— Я чистила камин в хозяйской спальне.

— Носом? — Смочив платок слюной, тетушка Хетти хотела оттереть с лица Грейс черное пятно, но та раздраженно отодвинулась. — Грейси, постой спокойно!

— Тетя Хетти, прошу тебя!

Грейс потерла нос тыльцой стороной ладони, чувствуя, что только размазывает сажу по лицу. В двадцать семь лет поздновато ходить с перепачканной физиономией… Д, какая разница! Ни сил, ни желания спорить с тетушкой Хетти не было. Пожалуй, в самом деле надо отдохнуть. И перекусить с самого утра во рту у Грейс не было ни кусочка.

— Ладно, пошли сделаем по сандвичу, — согласилась она.

Стук тяжелого латунного молотка во входную дверь пушечным громом раздался в прихожей, отразился от высокого потолка, гулким эхом прокатился по просторной гостиной.

— Это, наверное, Майк с моими тапками и зубной пастой! — предположила тетушка Хетти. Улыбнувшись, она указала на свои уличные ботинки: — Не хочу пачкать чистые полы. Да и вообще, по твоему дому в таком затрапезе и ходить как-то неловко!

И тетушка Хетти широким жестом обвела роскошную гостиную — тисненые обои со сценами из жизни пастушков и маркизов, сияющий паркет, винно-красные ковры, хрустальную люстру девятнадцатого столетия, сверкающую и переливающуюся в солнечных лучах, словно какой-то волшебный светильник из зачарованного замка.

Грейс прожила здесь целый год, но даже сейчас при одном взгляде на эту причудливую смесь барокко и рококо у нее перехватывало дыхание. Роскошный и элегантный особняк Бенедиктов казался ей настоящим произведением искусства — и как горько было думать, что этот прекрасный дом навсегда уходит в равнодушные руки какого-то заокеанского пирата, скупающего по дешевке разорившиеся предприятия!