Алина Борисова - Край забытых богов[СИ]

Алина Александровна Борисова

Вампиры девичьих грез

Часть 3. Край забытых богов

У нас опять зима. Снега идут кругами,

Свершая без конца свой мерный хоровод.

И словно сметено былое в урагане,

Укрыто под снегами и вновь не оживет.

Уже не зазвонят разрушенные башни,

И шепотом домашним не скажутся слова.

И женщины мои живут тоской вчерашней.

Не так уж это страшно, как кажется сперва.

М. Щербаков.

Глава 1. Вода

Снег все шел. Стремительно несся куда–то, не разбирая дороги, повинуясь неистовым ударам ветра. Снег не помнил о силе тяготения, он подчинялся лишь ветру, а тот бросал его то вбок, то вверх, то закручивал безумным хороводом, создавая из невесомых белых хлопьев злобные маленькие смерчи.

Зимний день завершался. Розоватые отсветы заката все ярче расцвечивали небо над вершинами гор, а сизая мгла все активнее затеняла землю у их подножья. Горы были везде, куда б я не бросила взгляд. Они господствовали над долиной, зажимая ее в кольцо своей мощи, но они были далеки, так далеки… Не добраться.

Я была словно на дне гигантской чаши. Снег кружил в ней небесными чаинками, а укрывающая землю тьма казалась остатками божественного напитка. Чаша счастья, сказала когда–то Лиза. Нам всем отпущена ровно одна чаша счастья. Мне никогда не удавалось заполнить свою чашу одним только счастьем, в ней вечно бурлило все. Все сразу и вперемешку, и не поймешь, чего же там больше. Иногда казалось, что горечи, но солнце порой сияло так ярко, что чудилось, это все искупает и перевешивает. А после вновь наступала тьма.

А сейчас мой напиток выпит, каким бы он ни был. Не осталось ни сил, ни эмоций, ни сожалений. И ночная тьма, что все сильнее сгущалась на дне этой межгорной котловины, казалась последними его каплями, буквально на пару глотков.

Снег все шел, заметая длинные полы моей шубы, пробиваясь в щели между рукавами и рукавицами, добираясь до шеи, несмотря на шарф и капюшон. От морозного воздуха обжигало дыхание, лицо кололо от неистовых ударов сотен разъяренных снежинок, причем казалось, что все они норовили попасть исключительно в глаза. Пальцы ног онемели. Сапоги были теплыми, очень. Но они лучше грели в движении, а на то, чтобы двигаться, у меня просто не было сил.

Я сидела на крыльце и глядела на снег. Нет, не так. Я этим снегом дышала. Этим холодом, ветром, морозом. Я ощущала их каждой клеточкой тела. И пока я могла их чувствовать — я казалась себе живой.

И, глядя на подсвеченные закатом пики далеких гор, я вновь вспоминала ту дикую вершину, где однажды мне удалось ощутить себя свободной и почти всемогущей. Вспоминала ветер, бивший в лицо, и жар солнца на открытых плечах, и сосущее под ложечкой чувство опасности, и усталость в дрожащем теле. И величие мира. И красоту.

И тепло ладони вампирской девочки, чьи глаза горели тем же восторгом, а сердце смущали те же мечты. Мы были так похожи с ней. Так жаждали быть свободными. От того, что нам предначертано, от настоящего и будущего, которые не кажутся ни желанными, ни справедливыми. И там, на скальной вершине, высочайшем столпе никогда не существовавшего храма, нам казалось, что мы обязательно доберемся — каждая в свой, но непременно справедливый мир.

А спускались… спускались мы хорошо отдохнув и весьма осторожно. И Рин меня страховала. Вот только в паре метров от земли я расслабилась, ведь почти же уже спустились. И Рин отвлеклась.

И я сорвалась и сломала руку.

Кажется, она перепугалась гораздо больше меня. А впрочем, я и испугаться–то толком не успела, слишком уж быстро: падение, хруст, ослепительная вспышка боли. И лицо Рин, перекошенное от ужаса, бледное, с дрожащими губами. И глаза ее, огромные, как чайные чашки, неотрывно глядящие на торчащий из предплечья обломок кости. Я, правда, сначала подумала, что на кровь, что клинит ее опять на гастрономически–сексуальные темы. Но ее ужас от содеянного никакая жажда не перебивала.

— У тебя теперь… руки не будет? — почти прошептала она, забывая, похоже, даже дышать. — Из–за меня… Совсем…

— С ума не сходи. Обычный перелом. Заживет.

— Но как же… у вас же нет… регенерации…

— У нас много чего нет, но кости пока срастаются, — очень хотелось упасть куда–нибудь в обморок и очнуться в гипсе и под обезболивающим, но медработник тут, похоже, один, и тот недоученный. Обморок отменялся. — Рин, все, бери себя в руки. Палки, давай, ищи.

— Какие палки? — она, похоже, опешила.

— Ровные. И чем примотать. Будем с тобой основы ухода за людьми изучать. В экстремальных обстоятельствах.

Что сказал ей по возвращении Анхен, я так и не узнала. Но руки–ноги вроде не ломал, хотя мы, подлетая к дому, весьма нервно на эту тему шутили. А меня просто обнял, прижал к себе аккуратно, но крепко, вздохнул, не говоря ни слова. А потом подхватил меня на руки и унес в нашу комнату, лечить мою руку, совмещая классические медицинские приемы с методами экстренной регенерации, о которых я не стала рассказывать Рин.

Мгновенно все, к сожалению, не срослось, но с гипсом я проходила недолго. Но еще прежде, чем мне было позволено его снять, нас почтили своим повторным визитом аниары.

Они приплыли ясным солнечным утром — Зианара и две русалки рангом пониже. Община приглашала меня в свой храм.

Почувствовала, что душа уходит в пятки, а сердце пропускает удары.

— Ларисе надо переодеться, — заявил Анхен и увел меня в нашу комнату.

— И что мне одевать?

— Да что хочешь. Главное, чтоб карманы были попросторней.

— Зачем?

Он протягивает на открытой ладони перстень с огромным алым камнем. Тот самый перстень. Меня аж передергивает, но он не замечает. Видно, списывает на общее нервное напряжение.

— Убери в карман. В храме потеряешь незаметно. Там не должно быть много света, у тебя получится. Только лучше сразу при входе, чтоб он был подальше и от тебя, и от точки силы.

— Но зачем? — все еще не понимаю я.

— Я им не верю, — он пожимает плечами. — Аниары всегда были оппозиционны власти, тут уж стихии в нас играют, ничего не поделать. И в Каэродэ этот местечковый сепаратизм вообще цветет буйным цветом. Они терпеть не могут ни меня, как представителя правящей династии, ни Страну Людей, как мое детище. И тут такая щедрость.

— Так может, просто отказаться? — мне Зианара и самой–то не слишком нравилась, а уж если и он сомневается в ее искренности…

— Второй раз не позовут. А войти в храм для тебя может оказаться полезным. Сэнта мне призналась, она и сама не поняла толком, что у нее в итоге вышло, и какие потоки она активировала, а мы постоянно включаем механизм регенерации. Что там при этом еще запускается — мы не знаем. Может, сила растет, может, падает. Как это все на твои человеческие возможности ложится? Ложится ли? Или мозг с потоками магии не справляется…