Рождественские байки с Перекрёстка (СИ) - Тоцка Тала

Рождественские байки с Перекрёстка

Тала Тоцка

Глава 1

Север на негнущихся ногах брел по больничному коридору, не разбирая дороги. В ушах до сих пор стоял крик Лизы, бывшей жены, а он и хотел бы закричать, да не мог. Потому что все было правильно, Север все заслужил, и он понял это, как только увидел ее.

Он сразу ее узнал и совсем не удивился, это было очень честно и справедливо, что такую страшную весть Северу принесла именно она — та самая Птичка, которая за эти девять лет совсем не изменилась: такая же хрупкая, те же густые волосы, которые ему так нравилось гладить и перебирать, и все те же большие глаза цвета корицы. Птичка, которую он уничтожил девять лет назад.

Он ждал все эти девять лет, ждал, что обязательно придется за все ответить, правило бумеранга никто не отменял, и как только увидел свою Птичку в хирургическом костюме, вышедшую из операционной, — когда успела на медика выучиться? — узнал сразу. И сразу понял, что она скажет, он заслужил это, когда поспорил на нее с однокурсниками, когда принял, как подарок, любовь чистой, светлой девочки и потоптался по ней грязными подошвами своих «конверсов». Тогда Север убил свою любовь, теперь он убил своего сына. К чему он не притронется, все превращается в тлен. Все правильно.

«Мы ничего не смогли сделать. Его сердце не выдержало, так случается, прогнозы были хорошие, но он слишком маленький… Простите…»,  — Птичка говорила, а Север смотрел в глаза, полные слез, и видел, что она узнала. Узнала свою первую любовь, своего первого мужчину Матвея Северова, любовь, что наутро превратилась в гадкий, омерзительный фарс. Теперь пришла его очередь платить по счетам, и платить пришлось жизнью своего сына.

«Лучше бы ты, чем он, — Лиза билась в истерике, новый муж удерживал ее за плечи, а Север просто молча стоял и смотрел, — зачем я его с тобой отпустила? Почему ты жив, а он нет?» Север ехал с Димкой за город, выпросил у бывшей малого на выходные, Димка сидел, пристегнутый, в детском кресле на заднем сиденьи, и именно туда врезался вылетевший с боковой дороги «Ниссан».

Север получил ровно две царапины, а у Димки грудная клетка защемила легкие, «скорая» домчала их за считанные минуты, им сообщили, что операцию начала дежурный хирург Алла Демидова, а потом из операционной вышла его Алька Соколова, прислонилась к стене, сняла повязку и тихо сказала, что у Димки не выдержало сердце.

Север ушел, отключил телефон и ушел из больницы. Его битый БМВ остался на месте аварии, Север увез сына в больницу, оставив вместо себя адвоката, но теперь его не интересовала ни участь автомобиля, ни собственная судьба. Никакой адвокат не вернет сына, вернуть его могло только чудо, а в чудеса Матвей Северов перестал верить лет с четырех. Он знал, что сейчас вернется домой, напьется вдрызг, но не знал, что потом сядет за руль «Хонды CRV», пылящейся в гараже, и врежется в опору моста.

Север шагал к дому, не чувствуя холода, и не заметил, как над его головой зажглась Вифлеемская звезда, она разгоралась все ярче, и в тот момент, когда Север шагнул на Перекресток, вспыхнула, и из нее просыпались искры. Они закружились над Перекрестком, но Север по-прежнему не обращал внимания, как не обратил внимания, что две длинные тени отделились от Перекрестка и последовали за ним.

***

Ее звали Алька. Точнее Алла, Алла Соколова, но все называли ее Алькой, и Матвей сам не знал, почему они остановили свой выбор именно на этой первокурснице. Он сначала даже возмутился, что выбрали ее, совсем никакую, это теперь он знал, что она ему понравилась. Сразу понравилась, как только ее увидел — тоненькая фигурка, длинные ноги, длинные волосы, длинные музыкальные пальцы. Она очень стеснялась, просто отчаянно стеснялась, а в его присутствии и вовсе робела, и было от чего.

Третьекурсник Северов считался самым красивым парнем на потоке, а некоторые утверждали, что и во всем универе. Матвей никак не считал, он просто знал, что стоит только захотеть, любая девушка будет с ним. Отец отдал ему свою «Тойоту», одевался Матвей в бутике матери и выглядел всегда, как сошедшая со страниц модного каталога модель.

Алька жила в общаге в одной комнате с Мариной — крупной, очкастой девкой,  — была явно из небогатой семьи, дорогими шмотками похвастаться не могла, а интересы ее крутились исключительно вокруг учебы. Девчонки из их компании доложили совершенно точно, что обе они девственницы, и выбор однозначно пал на Альку.

Матвей поначалу отговаривал друзей, но Кирилл с Игорем подняли его на смех.

— Север может обломаться, потому и очкует, — Кирилл насмешливо смотрел на Матвея, и тогда Север поспорил с ними, на Альку, что в день ее рождения, когда ей исполнится восемнадцать, он переспит с ней, и вся компания это увидит. Поспорил на свою «косуху» от Лагерфельда, а Кирилл с Игорем поставили годовой абонемент в «Восход» — самый козырный спортивный центр в городе.

Север начал ухаживать за Алькой, но та его решительно отвергала, и тогда Матвея охватил азарт. Он выяснил, что девушка любит классику и пригласил ее на балет «Щелкунчик», как раз гастролировала столичная балетная труппа, и Алька не устояла, сдалась.

В театре же вместо того, чтобы смотреть на сцену, Север смотрел на восторженное лицо девушки, ее влажные и блестящие глаза, и когда оркестр грянул па-де-де Клары и Щелкунчика, Алька подалась вперед, к сцене, а потом повернулась, схватила обими руками Матвея за ладонь и прошептала, глядя влажными, блестящими глазами уже на него:

 — Спасибо тебе, ты не представляешь, что сейчас для меня сделал!

А он готов был оплатить прогон балета по новой, лишь бы Алька снова так на него посмотрела. С того вечера они начали встречаться. Север уверял себя, что это все ради спора, он просто не хочет проспорить «косуху», но на самом деле ловил себя на том, что сам считает минуты до того момента, как подкатит к общаге на «Тойоте», Алька скользнет в машину, а он будет стараться унять колотящееся сердце, когда нежные губы несмело коснутся его щеки.

Матвей поцеловал ее первый раз в этой самой машине, и ему казалось, что это его первый поцелуй, а не Алькин, таким волнительным и трепетным он вышел. У Севера совсем крышу сшибло, не мог оторваться от нее, от ее губ, шеи, она виновато уворачивалась от слишком настойчивых ласк, и тогда он прямо заявил, что хочет в день ее рождения провести с ней ночь. Алька опустила густые шелковые ресницы и ничего не сказала, ни да, ни нет, и Север понял, что она согласна, и он уже практически выиграл спор.

В день ее восемнадцатилетия Матвей звал Алю в ресторан, но та отказывалась, это сейчас он понимал, что у девочки просто не нашлось подходящего наряда, тогда он привез ее в свою квартиру, где уже был накрыт стол, охлаждалось шампанское, в комнате стояли цветы, а в кармане у него лежал подарок  — серьги с бриллиантовой россыпью в виде сердечек.

Алька вошла, раскрасневшаяся с мороза, такая притягательная и желанная, что Север еле дождался, пока закончится ужин, где он совсем не пил, волнуясь, наверное, больше нее. Потом утянул ее танцевать, они целовались в танце, а потом он на руках отнес ее в спальню.

Эту ночь и утро Матвей помнил с точностью до минуты, словно с тех пор не минуло девять лет. Стоило закрыть глаза, как перед ним вставала она, красивая, разметавшаяся под ним на шелковой простыне, закусившая от боли губу. Он так старался быть осторожным, но ей все равно было больно, Матвей видел, но остановиться не мог, это было похоже на исступление, а она просто целовала его, куда могла достать — плечи, шею, и это трогало его и заставляло двигаться еще быстрее.

И когда он упал, обессиленный, Алька обхватила руками его лицо и сказала:

— Я люблю тебя, Матвей.

— Аленький мой, моя Птичка… Я тоже… тоже люблю… — говорил хрипло, собирая слезы с ее щек. Потом она лежала на его груди, Матвей гладил густые, темные волосы, и казалось, они слились в одно целое, и во всем мире не было для него никого дороже этой длинноногой, тоненькой девочки.