Божественный яд (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

Дарья Кузнецова

Божественный яд

ПРОЛОГ. Главный компонент

Этот старый кувшин на столе бедняка

Был всесильным везиром в былые века.

Эта чаша, которую держит рука, -

Грудь умершей красавицы или щека.

Темнота пахла терпко и остро, оставляя на языке железистый привкус крови. Она пульсировала и переливалась, скручивалась в жгуты и норовила захлестнуть чью-то шею смертельной петлёй.

Дым курильниц, расставленных по периметру небольшой круглой комнаты, стелился по стенам, медленно закручиваясь спиралью, и нехотя протягивал тонкие лапы в центр комнаты — как будто боялся и не желал удаляться от тлеющих углей, служивших единственным источником света.

Их было шесть — фигур в бесформенных белых одеждах. Они стояли вокруг сложного узора, начертанного на гладком сером камне углём и розоватым, замешанным на крови мелом. Все шестеро не замечали тревоги дыма и поползновений тьмы. В руках блестели одинаковые ножи с узкими лезвиями, и каждая из белых фигур расчерчивала пространство вокруг себя быстрыми взмахами, бормоча что-то своё.

Но кажущаяся хаотичность подчинялась общему ритму, словно пульсу чьего-то огромного спящего сердца. Несколько стремительных движений — пауза, череда росчерков — пауза.

Вот на мгновение воцарилась тишина, и замерли не только фигуры, но даже тьма и дым предстали потёками густой смолы на стекле.

Неподвижное молчание оборвалось слитным одинаковым движением — все шестеро полоснули лезвием по ладони, едва заметно обагрив клинок кровью.

И вновь монотонное бормотание, и новые движения отточенной стали в воздухе — быстрые, уверенные, далёкие от хаотичности. Они медленно складывались в сложную паутину, заполнявшую всё пространство над чёрно-белым узором, развешивали на тонких дымных нитях клочья железистого запаха и заполняли пустоту если не смыслом, то — его предчувствием.

Когда стих первый из голосов, воздух в комнате словно зазвенел от напряжения и накалился. Вот умолк второй, и третий, и с каждым мгновением всё тяжелее становилось дышать, словно ритуал совершался не в сыром тихом подвале, а в работающей кузне.

Вот последний резко выкрикнул последнее слово и полоснул ножом сверху вниз, раскалывая пространство. На мгновение повисла пронзительная, острая тишина, а потом каждого из присутствующих с силой толкнуло в грудь, словно ударило туго набитым мешком. Кто-то отпрянул и упал, но почти сразу вскочил, кто-то охнул и выронил нож, и только двое остались стоять на ногах, не дрогнув.

Трое…

Посреди круга, босыми ногами попирая и смазывая чёрно-белый рисунок, возник обнажённый мужчина. Его смуглую кожу покрывала вязь белых застарелых шрамов, повторявших исчертившие пространство взмахи ритуальных ножей. Глаза были черны и пусты, а лицо нельзя было разглядеть за тонкой паутиной волос. Гладкие чёрные пряди стекали до талии, частью закрывая узор и сильное, жилистое молодое тело. Пропорционально сложённый, с длинными ногами и узкими стопами, с гибкой талией и ухоженными руками, он совсем не казался больным или измождённым. Но стоял, едва не падая. Его колени дрожали, а плечи клонились к земле, словно на них лежал непосильный груз.

Медленный, неверный шаг вперёд, на длину стопы, ещё один такой же. А третьего шага не вышло, мужчина почти беззвучно осел на камень.

И только дым и темнота испуганно плеснули в разные стороны. Или это была сухая угольная и меловая пыль от окончательно разрушенного рисунка?..

Несколько мгновений шесть фигур в балахонах стояли неподвижно, а потом одна из них — та, что завершила ритуал последним взмахом, — грязно ругнулась себе под нос, скинула капюшон и бесхитростно сунула кинжал за пояс.

— Какого круша?! — возмущённо проговорил молодой мужчина с аккуратно собранными в косу чёрными волосами. Карие глаза блестели гневом, он подошёл к стене и хлопнул по ней ладонью. Тут же по комнате разлился тёплый свет, который испускало круглое жёлтое пятно на потолке. — Фанис, это твои глупые шуточки?!

— Да в мыслях не было! — очнулся Фанис Морской Огонь, тоже стянул капюшон. Совсем молодой худощавый парнишка выглядел возмущённым, но глаза так и искрились любопытством.

— Не ругай его, Сулус, как бы он это провернул? — мягко урезонил его мужчина намного старше этих двоих, чернота волос которого была щедро присолена проседью. — Эксперимент пошёл немного не так, как должен был. Можно подумать, впервые! Заметьте, коллеги, пространственное перемещение действительно состоялось! Ещё бы понять, кого именно и откуда?..

— Может быть, работу над ошибками мы проведём чуть позже? — сварливо предложила пожилая женщина, которая успела опуститься на колени рядом с лежащим телом. Уголь и мел рисунка, попадая на белое полотно её одежд, безвредно осыпались, не оставляя пятен, так что она позволяла себе подобную небрежность легко, не задумываясь.

— Туаара? — уточнил тот, кого называли Сулусом.

— У мальчика сильное энергетическое истощение, ему нужна помощь целителя! Кутум?.. — Туаара Песчаная Змея окликнула ещё одного молодого мужчину.

— Да, сейчас, — опомнился названный, тоже откинул капюшон и опустился на колени с другой стороны от распростёртой фигуры.

— Мой принц, если мне будет позволено сказать… — неуверенно пробормотал Фанис, не отрывая взгляда от распростёртого на полу тела, над которым колдовал целитель.

— Говори, конечно. И прости, я погорячился, обвинив тебя.

Фанис торопливо склонил голову, принимая извинения, и продолжил:

— Мне кажется, я знаю, кто это. Эти знаки на коже…

— И кто же?

Юноша поднял на Сулуса полный восхищённого благоговения взгляд, и тот остро, всем сердцем почувствовал одно: ответ ему не понравится.

ГЛАВА 1. Добыча сырья: правила времени, правила места

Безгрешный есть ли человек? Скажи!

Нам без греха прожить ли век? Скажи!

За зло спеша карать нас злом, скажи:

Святее нас ты в чём? Скажи! Я даю вам горькие пилюли в сладкой оболочке.

Сами пилюли безвредны, весь яд — в их сладости.

Станислав Омар ХайямЕжи Лец

Анина Морнхут, достойная фрау и почтенная мать семейства, не имела магического дара и магию недолюбливала, но давно уже привыкла считаться с её существованием. Одним из этих вечных компромиссов являлась необходимость заходить в мастерскую, порой по нескольку раз в день, поэтому зловещее и пропитанное резкими неприятными запахами место давно уже не пугало и не казалось преддверием Бездны. Однако удовольствия эти визиты не доставляли, поэтому женщина позволила себе короткую гримасу недовольства до того, как повернуть ручку.

Вошла она, как обычно, без стука, тихонько, и сначала внимательно пригляделась, что происходит внутри. Да, она была далека от магии, химии и механики, но когда в твоей семье три фанатичных изобретателя, за одним из которых ты замужем уже больше тридцати лет, волей-неволей выучишь технику безопасности и одно из самых главных её правил: не говорить под руку. Полбеды, если соскочит отвёртка или деталь ляжет как-то не так, а если, не дай Защитник, в этот момент в руках колба с кислотой?

Однако сейчас в мастерской было непривычно тихо. Обычно здесь что-то щёлкало, пыхтело, клокотало и позвякивало, а то и вовсе клубился едкий пар и грозно гудела огромная вытяжка. Но сейчас тишину нарушало только шуршание бумаги. Анина перевела дух и уверенно шагнула внутрь, с укором рассматривая ссутуленную спину дочери: опять без корсета, опять носом в книжке, опять в этом ужасном синем безобразии!

«Безобразие», впрочем, смущало почтенную фрау меньше всего: она понимала, что в этом месте разумнее находиться в потёртом рабочем халате, чем в платье, приличном для девушки из хорошей семьи.

Но эта спина…

— Идана, ап! — не выдержала достойная мать семейства.