Раздраконь ректора (СИ) - Милославская Анастасия Страница 10

– Мира… что-то не так.

– Может, он с другой стороны теплицы? – спросила я сама у себя и повернула к боковой дорожке. – И мы просто разминулись?

– Мира!

– Да что такое?!

Я обернулась. Зефир, распахнув глаза, уставился в полумрак и указал лапой на что-то возле кустов роз. Я нахмурилась и подошла ближе.

– Святая Ехидна… – прошептала я, бледнея.

Быстро присев, я схватила холодное запястье. Сколько я ни вслушивалась, не ощущала ни намёка на пульс. Совладав с собой, я перевернула тело в тёмно-синей форме, в ужасе узнавая в нём свою одногруппницу.

– Аврора, ты тут? – услышала я хихиканье со стороны дорожки. – Куда занесли тебя крылья люб… АААААААААА!

Я подскочила, уставившись на подружек несчастной брюнетки. Пусть они и поступили со мной низко и подло, мне всё равно было жаль и её, и их.

– Целителя зовите! – одёрнула я мечущихся в истерике ведьм.

– Да поздно уже, – мрачно сказал Зефир. Но я не хотела ему верить.

Пепельноволосая, отпихнув меня, присела возле подруги. Дрожащими руками ощупав Аврору, она подняла на меня бледное лицо.

– Мерзавка! – вдруг завопила она. Я остолбенела. – Больное чудовище! Ты убила её!

– Что? – я растерянно посмотрела на девушку и её тихо плачущую подругу.

– Мы же просто пошутили, – прошептала блондинка, трясясь. – За что ты так…

– Это всё недоразумение… – прошептала я одними губами. Но ведьмы меня уже не слушали.

Полчаса спустя мы, бледные и нервные, сидели в приёмной у ректора. Из города уже приехал имперский патруль, и они по очереди опрашивали нас, свидетельниц. Мне хотелось бы верить, что меня считали свидетельницей, но из-за неплотно закрытой двери кабинета отчётливо слышался визг пепельноволосой:

– Эта нищенка ещё днём напала на нас, а ночью подстерегла Аврору и…

– Вы в порядке, Мирабелла? – ласково спросила Эдвина, подавая мне чашку с чем-то горячим. Я машинально отпила, не почувствовав вкуса. Меня знобило.

– Как я могу быть в порядке? – спросила я надтреснутым голосом.

Эдвина уже подавала вторую чашку другой подруге убитой. Та жалась на противоположной стороне дивана, подальше от меня.

– А вы, Натали? Как себя чувствуете?

– Я не могу поверить, – всхлипнула девушка.

В этом я была с ней солидарна. В приёмной повисла давящая тишина. Я покосилась на двух мужчин в гвардейской форме, ненавязчиво стоящих у выхода. Наверное, так требовали их протоколы. Дело ведь вовсе не в том, что меня правда сочли за убийцу?

Дверь ректорского кабинета распахнулась. Из неё вышла пепельноволосая, которую придерживала под руку Корделия – неожиданно полная сочувствия и почти нежная.

– Я отведу адептку в её комнату, – обратилась она к Эдвине. Несмотря на ситуацию, я ехидно отметила про себя, что Корделия способна разговаривать нормальным голосом. Подобные мысли помогали мне отвлечься.

Натали пригласили в кабинет. Я осталась сидеть на диване с Зефиром, который всем своим видом говорил: “Надо было меня слушать!”, но при этом сочувственно касался меня пушистым боком. Мне совсем не нравилось, что меня оставили гвардейцам на десерт, но я попыталась убедить себя, что просто накручиваю.

С Натали беседовали куда быстрее, чем с её подругой. Вышла из кабинета она подозрительно спокойной. Впрочем, я и сама успела ощутить, что чай профессора Суинтон действует. А может, в Натали ещё и в кабинете бахнули успокаивающим заклятьем.

Из-за двери выглянул гвардеец и махнул мне рукой, приглашая зайти внутрь. Там уже был следователь – серьёзный мужчина с хмурым лицом, несколько других стражей порядка, секретарь с записями и, конечно, ректор. Мрачный, как переплетения корней древа Тар-дан.

Эдвина Суинтон зашла за мной следом и закрыла дверь. Следователь указал мне на стул. Я покорно села и обвела всех присутствующим чересчур спокойным, даже сонным взглядом. Не знаю, что добавила профессор травничества в свой чай, но мне казалось, что всё плохое осталось далеко позади, а в моей жизни осталось место лишь умиротворению.

– Адептка Мирабелла Вествик, – начал следователь уставшим голосом. Расскажите вашу версию произошедшего возле теплиц.

Словно со стороны я слышала свой голос:

– Когда я вернулась с занятий, на тумбочке меня ждала записка. Кто-то желал встретиться со мной возле теплиц в девять вечера…

– Записка сейчас при вас?

Заторможено кивнув, я достала из кармана смятую бумажку и положила на край стола. Следователь хмуро глянул на записку.

– Что-то не так. Господин Данталион, не взглянете опытным взглядом мага?

Он протянул записку Виридиану. Тому хватило секундного взгляда, чтобы его невероятные изумрудные глаза недобро прищурились. Мне показалось странным, что следователь так спокойно консультируется у ректора. Вообще-то подозревать стоит всех! Или у драконов и сыновей императора иммунитет?

– Написано самопишущим пером, – сказал Виридиан сухо. – По почерку не определить автора.

– Продолжайте, – кивнул мне следователь.

И я продолжила. Поток речи свободно лился, и я вдруг осознала, что совершенно её не контролирую.

В чашке было не просто успокоительное – милейшая профессор Суинтон подлила мне правдорубный экстракт! В груди закололо от обиды. Это сильное зелье было запрещено давать людям без согласия, только если они были подозреваемыми в преступлении! Неужели Эдвина могла подумать, что я – убийца?

Остаток допроса прошёл для меня, как в тумане. Следователи собрались и покинули академию, а дурман в моей голове начал потихоньку спадать. Я встала со стула, но покачнулась, и профессор Суинтон тут же кинулась мне на помощь.

Я всё ещё была не способна врать.

– Вы опоили меня зельем! – с обидой выпалила я, отталкивая её руку.

Эдвина растерянно распахнула глаза, а затем, нахмурившись, схватила чашку, с которой я так и пришла в кабинет. Принюхавшись, ведьма охнула.

– Правдорубный экстракт? – пробормотала она. – Так вот почему студентки говорили так много и вели себя так заторможенно.

Она вскинула мгновенно преобразившийся взгляд на дракона. Вместо миловидной добродушной женщины перед нами предстала настоящая древняя ведьма.

– Ректор Данталион, – отчеканила она стальным голосом, но дракон остался спокоен. – Как вы можете это объяснить?

– Я заручился одобрением имперских следователей, прежде чем добавить зелье в напиток адепток, – сказал он равнодушно, даже не попытавшись объясниться.

– Но это запрещено! – возмутилась я, всё больше приходя в себя. – Как вы могли так поступить с нами?

Ректор обратил на меня раздражённый тяжёлый взгляд.

– Адептка Вествик! – рявкнул он жёстко. – В моей академии произошло убийство. Я не могу доверять словам трёх девиц, одна из которых без воздействия сыворотки начала нести полную чушь про то, как вы напали на них троих на занятиях! Мне нужны были факты.

– И вы думали, что я тоже начну сочинять чушь про Аврору, вместо того чтобы рассказать правду? – вспылила я, делая шаг в его сторону. Руки сами сжались в кулаки.

Наши взгляды схлестнулись. Я чувствовала себя маленькой и беззащитной перед ним, но отступать не собиралась. Пусть на его стороне хоть вся сила этого мира, я не сдамся!

– Не действуй на вас сыворотка – сказали бы вы про записку? – вдруг совершенно спокойно спросил ректор. Я осеклась.

Конечно, говорить про записку я не собиралась. Я нахмурилась, но всё-таки не отвела глаз от самодовольного нахала.

– И всё равно вы нарушили закон, – пробурчала я. – Если не я, то родители Натали могут подать на вас жалобу.

– Ради академии я нарушу и десять законов, – отрезал ректор. – И вы, адептка, воплощение того, из-за чего мне приходится принимать такие решительные меры!

– Мирабелла ни в чём не виновата, – вступилась за меня Эдвина.

– Разумеется, – ректор презрительно скривил идеально очерченные губы. – Она не в чём не виновата, просто беспрерывно перескакивает из одной беды в другую. Прошу вас, леди Эдвина, доведите её до комнаты. Боюсь, что сама она прыгнет в пасть к церберу или пойдёт дразнить хищный чертополох.