Анифа. Пленница степей (СИ) - Деметра Фрост Страница 4

Этот взгляд понравился Шах-Рану. И он, подняв руку, обхватил крошечное личико своими пальцами, мягко поглаживая подушечками гладкую и нежную кожу и смазывая полоски ритуального макияжа. От этого первого его прикосновения девушка наконец-то затрепетала и рвано выдохнула.

Шах-Ран сел. Опустившись перед ним на колени, рабыня не без труда стянула с ног вождя сапоги, а следом — и штаны. От набедренной повязки, которая представляла собой цельный кусок светлой льняной ткани, мужчина уже избавился сам. И не удержался от тихой ухмылки, когда девушка при виде твердого и окрепшего уже члена стыдливо отвела взгляд в сторону.

— Ты же знаешь, что делать, да? — глухо спросил он у танцовщицы и, когда та кивнула, широко расставил ноги в стороны, — Тогда приступай. Для начала ртом.

Девушка заметно вздрогнула, но покорно потянулась навстречу мужскому паху, аккуратно взяла орган обеими ручками и припала губами к самому кончику.

Теперь уже вздрогнул мужчина. Появилось желание намотать длинные косы на кулак, чтобы насадить рот девушки на себя по самую глотку. Но он сдержался. И с жадным любопытством стал наблюдать за ее действиями.

И вот открытие — они совершенно не показались ему опытными. Рабыня гладила и облизывала его плоть слишком уж медленно и осторожно и не впускала в свой рот полностью. Но острый язычок смачивал чувствительную кожу и обводил проступившие венки, заставляя подрагивать от возбуждения и то и дело прерывисто дышать. Не поднимая глаз, девушка ласкала вздымающий перед ее лицом член и опаляла жаром своего дыхания, как настоящее пламя. И когда желание большего стало уж совсем нестерпимым, Шах-Ран поддался вперед, обхватил танцовщицу под мышки и вздернул вверх, опрокидываясь вместе с ней на постель.

Рабыня тихонько пискнула и инстинктивно уперлась ладонями в покрывало. А вождь, положив руки на девичьи бедра, слегка надавил сверху вниз, чтобы рабыня легла на него всем телом сверху.

Но мешала ткань платья. И поэтому мужчина стал резко задирать подол, а следом и вовсе порвал тонкую непрочную ткань, оставив кусочками висеть на хрупкой пояснице и тонких плечах.

Это испугало рабыню, и она сдавленно вскрикнула. И при этом непроизвольно села прямо промежностью на пах лежащего под ней вождя. Это позволило заметить — промежность у нее была горячая и влажная. Это заставило мужчину улыбнуться — ублажая его, девушка тоже возбудилась, что, несомненно, упрощало дело. Можно было не церемониться.

Тихо зарычав, Шах-Ран толкнулся бедрами вверх. Его член, влажный от слюны и соков, скользнул между их животами, не попав куда надо. Но, закусив губу и закатив глаза, рабыня почему-то слабо простонала. Такая острая реакция удивила Шах-Рана, и если на деле это было просто игрой, то игрой весьма искусной.

— Горх соврал, — неожиданно прошептала рабыня, — Я не девственница.

— Это неважно, — ответил мужчина равнодушно и спокойно, снова подкидывая бедра вверх. И на этот раз — попадая головкой между нежными и мокрыми, полностью готовыми к его вторжению складочками.

Девушка застонала, и Шах-Ран одним сильным и точным толчком вошел в нее, вызвав болезненное всхлипывание из небольшой, но по-юному крепкой груди.

Мужчина переворачивал ее снова и снова, безжалостно врезаясь на всю длину своего огромного естества. Это было больно. Анифа устала сдерживать стоны и крики — искусала губы и сорвала голос и в итоге безвольной куклой опала в руках Шахрана, позволяя ему брать ее без устали снова и снова.

Кончив, он снова совал свой член опять ей в рот. И трахал пальцами. А, отвердев, снова раздвигал уставшие бедра в стороны и трахал опять.

В голове Анифе все помутилось. Своего тела она практически не чувствовала. И даже идея, занозой сидевшая в ее душе на протяжении практически всей ее жизни, померкла и будто бы замылилась в дурмане насилия, что творил с ней вождь.

Никогда еще рабыню не использовали для утех так долго. Так много и так по-разному. Изначально она не боялась лечь в постель с ненавистным ей человеком. В ее жизни были мужчины — эгоистичные и жестокие, пользующиеся ее лишь для утоления собственной похоти. Что такое нежность и ласка, она не знала.

Не знала она и того, что, раз кончив, мужчина может брать женщину снова и снова, будто обезумевший. Анифа не сталкивалась с таким ни разу. Скоро в шатре стало так жарко, а воздух вокруг до того пропах мужским семенем и потом, что одурманил не хуже какого-либо наркотического отвара.

Шах-Ран показался ей похожим на зверя — дикого и необузданного. Он рычал, кусал ее и царапал своими короткими ногтями нежную кожу. Он ставил ее на колени, бросал на спину, клал на бок и без каких-либо усилий удерживал на руках, упираясь коленками в твердый тюфяк и насаживая ее на себя сверху.

А еще он целовал ее. Вот к этому девушка не оказалась еще более не готовой. Но поцелуи его были грубыми и жестокими, из-за чего рот то и дело наполнялся привкусом железа, а язык немел от безжалостных атак толстого и твердого языка. Ну лучше уж так, чем член, который мужчина совал в ее рот, чтобы возбудиться снова. Вождь обхватывал ее затылок рукой, чтобы та, избегая слишком глубокого проникновения, не отпрянула назад. Девушка захлебывалась слезами и слюнями, инстинктивно отталкивала от себя дергающиеся в бешеном темпе бедра, но освободиться по понятным причинам не могла — слишком уж крепок и неумолим был захват широкой ладони на ее волосах.

Но это малоприятное зрелище — искаженное от рвотного рефлекса, перепачканное лицо — мало волновало мужчину. Он стирал с него жидкости собственной рукой и продолжал наслаждаться ею. Без устали и почти без перерывов.

Несколько раз Анифа проваливался в забытье. Это тоже не останавливало вождя и не ослабляло его запал. Приходя в себя, она снова оказывалась в буре нескончаемого движения поршня внутри себя, в шторме боли и спазмов, сводящих ее с ума и верно уничтожающих ее.

В какой-то момент девушка даже подумала, что не прочь умереть. Лишь бы не терпеть больше эту боль.

На унижение ей было плевать. Причем уже давно. Но разрывающая ее напополам боль убивала ее — долго и мучительно. И сил терпеть ее она уже просто не могла.

И в итоге Анифа не сдержалась. Жалобно и почти лишаясь сознания в очередной раз, она взмолилась:

— Прошу! Хватит! Не надо больше… Будь милосерден!

Девушка была уверена, что ее мольба останется неуслышанной. Это человек… ему неведомо милосердие.

Но