Последние стражи Аарона (СИ) - Мирослава Драгович Страница 86

— Ты обязан Дагмеру, каждому чародею и магу, каждому человеку, достаточно отважному, чтобы жить среди нас. Ты обязан им своим именем и кровью. Но моя дочь вольна быть свободной. Мне следовало бы увезти ее прочь и спрятать от тебя, возомнившего, что способен заполучить, что только пожелаешь… Но мир снаружи ее не ждет.

— Стейн! Достоин ли он ее, тот грязный мир? — Ивэн не мог допустить, чтобы тот покинул его таким, но не был уверен, что он действительно услышит его. — Никто не знает Анну лучше тебя! И кто, если не ты, может представить, как много я сделаю для Дагмера, если она будет рядом со мной? Она поможет мне строить мир, о котором вы не осмеливались даже мечтать.

— Поглядим, не погубишь ли ты все, что присвоишь, — Локхарт выдохнул эти слова тихо, без гнева, и прежде, чем его голос успел растаять, Ивэн поклялся себе, что не обманет его.

Глава 22. Отныне и навеки

Дом семьи Локхарт, Дагмер

Стебли — на мазь от шрамов, цветы — на настой от головной боли. Вой-трава с ее плотными красными листьями оставляла много соков, замиравших на коже темными отметинами. Одна из них осталась на щеке Роллэна. Не краше была и сама Анна, и ее одежда — закатанные до щиколоток штаны и домотканая рубаха брата, — перемазались в глине. Она опоясалась широким синим шарфом с бахромой и думала, что так не стоит показываться на глаза никому, кроме брата. Леди Лив говорила, что теперь она слишком взрослая, чтобы сидеть по-мужски в седле и бродить с ним по горам в поисках трав, но всегда знала, что Анна поступает по-своему.

— Дол блатхэн а’люмэс! — выпалила она, подражая Роллэну, убежденному, что чем древнее язык, тем вернее чары. Она много раз слышала, как он говорит на каком-то древнетировском языке, немыслимой тарабарщине, неведомым образом прирученной им.

Роллэн высыпал в миску, поставленную у ног, горсть мелких белых цветов, когда Анна заметила его смущенную улыбку. Через мгновение он тихо смеялся.

— Аа’люмэс, — поправил он, а она была готова сделать множество новых ошибок, если бы знала, что это вновь его развеселит.

Анна с удивлением наблюдала, как брат терял былую отчужденность, будто выбирался из сковавшей его скорлупы. День за днем он оживал и становился похожим на обычного юношу, и было видно, что он сам тому рад. В его жизни появились первые друзья, не посчитавшие его задумчивость и отстраненность чем-то нестерпимым и зазорным.

— Должно быть, я сказала что-то очень неприличное? — заговорщицки спросила Анна. — Мне следовало давно смириться с тем, что я не чародейка.

— Что ты такое говоришь, сестра? — Роллэн ошарашено уставился на нее, прекратив обрывать цветки.

Помогая брату, Анна выучила множество растирок и настоев, научилась сшивать раны, но в своих знаниях не могла превзойти обычную деревенскую знахарку. Все женщины рода ее матери были чародейками, но дар, припасенный для нее, очевидно достался Роллэну.

— Неужели ты никогда не хотел быть кем-то другим? — очередной вопрос еще больше удивил юношу, и Анне показалось, что он так и не ответит на него, спрятавшись в своих мыслях от неудобного разговора.

— Я всегда мечтал быть магом, — все-таки заговорил он. — Думаешь, отец был бы счастливее, стань я таким, как он? Если бы кто-то из его сыновей, захотел бы продолжить его путь, так было бы вернее?

Анна грустно улыбнулась. Они оба терзались похожими сомнениями, и ничего с ними не могли поделать.

— Хорошо, что у нас есть младший брат, готовый оправдать его надежды, — коротко выдохнула она, вспоминая сколько его ссадин и синяков ей пришлось залечить. Маленький Эйб больше всего на свете любил махать мечом, и с этим было сложно поспорить.

— Пока мы даже не знаем, маг ли он, — Роллэн попытался прогнать со лба прядь волос, упавшую на глаза, но лишь оставил на своем лице очередную темную полосу сока вой-травы.

Он был прав, но Анне хотелось верить, что мальчик вырастет магом огня, как он и мечтал. В день, когда она поняла, что ей не стать чародейкой, она заперлась на конюшне и рыдала, пока за ней не пришла мать, перепуганная пропажей дочери. Анна не желала младшему брату ужаса, пережитого тогда. Роллэн же принял свой дар со смирением. Быть может оттого, что тогда не мог выразить иного.

Их младший брат был легок на помине. В доме Локхартов всегда было много детей, но шаги Эйба можно было различить из тысячи других — он всегда был слишком громким. И теперь, когда он несся вверх по лестнице, они узнали о его приближении. Дверь распахнулась и ударилась о стену с невыносимым грохотом. Мальчик пронесся прямо к Анне, чуть было не сбив расставленные на полу миски. Он споткнулся у самых ног сестры, но успел ухватиться за ее колени.

— За тобой идет сам король! — задыхаясь от быстрого бега, выпалил он.

— Скорее, — первым от новости, принесенной Эйбом, очнулся Роллэн. — Беги. Скажи матери и другим девочкам.

Из рук Анны выпали собранные стебельки, на глаза навернулись слезы. Она знала, что ждет ее теперь. Даже Роллэн так привык к веренице женихов перед их домом, что быстро понял, чем помочь сестре. Но теперь все было иначе. Анна чувствовала, что больше не поедет с братом в горы — ее детство и в самом деле ушло. Будущее пугало неизвестностью, но и влекло — Ивэн был первым женихом, которому она была рада. Она вскочила и судорожно обняла Роллэна, когда по дому разнеслись восторженные возгласы девчонок.

— Лучше уж наш король, чем какой-нибудь принц из-за Великого моря, — сдавлено проговорил тот.

Высвободившись из объятий сестры, он распахнул окна. Дагмер собрал на своих землях обычаи со всех стран Договора, однако оба поняли, что Ивэн пожелал прийти за Анной так, как сделал бы это в Эстелросе — Бранды и Локхарты были северянами, и им было не избежать шумного сватовства.

— Кто станет просить за тебя? — задумчиво спросил Роллэн. — Морган или же Эрло? Я посмеялся бы и над тем, и над другим.

Семьи в Дагмере не часто были полными и несколько поколений одной семьи редко жили под одной крышей, оттого прежде строгие обряды стали гибкими и податливыми. Просить о свадьбе к дому невесты приходил старший родственник или же старший товарищ — оба, и Морган, и Эрлоис, могли оказаться на пороге дома Локхартов, но то, что было интересно Роллэну, Анну вовсе