К. Харрис - Чего боятся ангелы

К. С. Харрис

Чего боятся ангелы

Посвящается моему мужу Стивену Рэю Харрису.

Почему — слишком долго рассказывать.

Неудержим хлыщей таких напор,

Не защищен от них не только двор

Собора Павла, — но и сам собор:

У алтаря найдут и даже тут

Своею болтовней вас изведут.

Всегда туда кидается дурак,

Где ангел не решится сделать шаг.[1]

ПРОЛОГ

Вторник, 29 января 1811 года

Это все из-за отвратительной погоды, думала она. Обычно она никогда так не нервничала. Никогда так не боялась. Какая же мерзость этот желтый, липкий лондонский туман! В такой час и без него было бы темно. Темно и промозгло. А от тяжелой влажной завесы становилось еще холоднее. Свет фонарика сквозь клубы тумана казался призрачным, и Рэйчел споткнулась, пытаясь срезать путь через церковный двор.

Под тонкую подошву ее полусапожка из козлиной кожи подвернулся камешек. Звук его неестественно громко прозвучал в вечерней тишине. Застыв, Рэйчел быстро обернулась, окинув взглядом еле заметные в тумане очертания надгробных памятников и могильных плит. Издалека послышались звук колотушки и приглушенный голос ночного сторожа, выкрикивавшего время. Рэйчел сделана глубокий вдох, набрав полную грудь морозного воздуха с привкусом сырой земли, листьев и тлена, и поспешила вперед.

Над ней нависла тяжелая каменная громада церкви Сент Мэтью на Полях. Рэйчел поплотнее запахнула подбитый атласом бархатный вечерний плащ. Надо было договориться с ним на половину девятого, как всегда. Ну, в крайнем случае на девять. Правда, на сей раз встреча ожидалась необычная.

Рэйчел Йорк ловила себя на том, что нервничает все сильнее, и ей это не нравилось. В пятнадцать лет она поклялась никогда больше не быть жертвой, и за три года, что прошли с той судьбоносной ночи, ни разу не нарушила данного себе обещания. И не собиралась делать это сегодня.

На ступеньках, ведущих к дверям северного трансепта, Рэйчел снова остановилась. Под глубокой аркой бокового портала царила почти непроглядная тьма. Подняв фонарь повыше, она направила узенький лучик света на старые, потемневшие от времени дубовые двери. Тяжелый железный ключ холодил руку сквозь тонкую кожу перчаток. К ее досаде, замерзшие пальцы дрожали, пока она вставляла бородку в щель замка.

Поворот. Механизм тихо щелкнул, и дверь на смазанных маслом петлях беззвучно приоткрылась внутрь. Преподобный Макдермот очень щепетилен в такого рода вещах. Но, собственно, это его долг.

Рэйчел толкнула дверь и распахнула ее пошире. Искусно завитый золотистый локон, выхваченный из прически внезапным порывом ветра, ласково скользнул по щеке. Ее окутали знакомые церковные запахи — аромат воска, сырого камня и старого дерева. Проскользнув внутрь, девушка тщательно прикрыла за собой двери, но не стала запирать замок.

Рэйчел бросила ключ в ридикюль, ощутила его тяжесть на бедре и прошла через трансепт. Торжественное безмолвие церкви сомкнулось вокруг нее, свет фонаря метался по закопченным свечным пламенем каменным стенам, выхватывая из темноты фигуры дам и рыцарей, давно почивших и упокоившихся ныне здесь в холодной гулкой тишине.

Рассказывали, что церкви Сент Мэтью почти восемь сотен лет. Арки из сырого песчаника вырастали из толстых цилиндрических колонн, маленькие стрельчатые окна смотрели в ночную тьму. Отец Рэйчел интересовался такими вещами. Однажды он взял ее посмотреть на кафедральный собор в Ворчестере и несколько часов кряду рассказывал об аркадах, трифориях и крестных перегородках. Отец давно умер, и Рэйчел поскорее отогнала воспоминания, не понимая, с чего это вдруг они всплыли именно сейчас.

Придел Богоматери находился в дальнем конце апсиды — крохотная беломраморная жемчужина четырнадцатого века с хрупкими колоннами и изящной резной решеткой. Рэйчел поставила фонарь на ступени перед алтарем. Она пришла рано, он не появится еще минут двадцать, а то и больше. Темная пустота древней церкви давила на нее. Внимание девушки притягивали освященные белые свечи, стоявшие на снежно-белом льняном покрове алтаря. Она какое-то мгновение поколебалась. Затем, запалив тонкую восковую свечку, стала зажигать свечи одну за другой. Они вспыхивали золотисто и тепло, и вскоре их огоньки слились в сплошное мягкое сияние.

Рэйчел посмотрела на массивные занавеси над алтарем, на которых колыхалось темное изображение Богоматери, во славе восходящей на небеса в окружении торжествующих ангелов. В другой раз девушка прошептала бы молитву.

Но не сейчас.

Она не услышала, как открылась и закрылась дверь трансепта, — только тихое эхо крадущихся шагов раздалось на хорах. Он пришел раньше. Она не ожидала этого.

Обернувшись, Рэйчел откинула капюшон и с трудом изобразила отработанную улыбку, готовая сыграть свою роль.

Наконец она увидела его — нечеткая тень в плаще и цилиндре темнела за резной каменной решеткой придела Богоматери.

Он вышел на свет.

Рэйчел попятилась.

— Вы? — прошептала она, осознав, что совершила ужасную ошибку.

ГЛАВА 1

Среда, 30 января 1811 года

Себастьян услышал звон городских церковных колоколов, отбивающих час. Расстояние и едкий туман, который даже здесь лежал на траве и висел на голых раскидистых ветвях вязов, росших по краям поля, приглушали звук. Занимался новый день, но восход солнца не принес ни тепла, ни света. Себастьян Алистер Сен-Сир, виконт Девлин, единственный оставшийся в живых сын и наследник графа Гендона, прислонился спиной к стенке своего экипажа и скрестил руки на груди, мечтая о мягкой постели.

Ночь была длинной. Ночь, полная сигарного дыма и паров бренди, ночь фараона и «двадцати одного», ночь обещания, данного женщине с безумными глазами, — обещания, что он не станет никого убивать, сколь бы человек, ради встречи с которым он сюда прибыл, ни заслуживал смерти. Себастьян запрокинул голову и закрыл глаза. Он слышал нежное пение жаворонка в дальнем конце поля и близкий шорох мокрой травы — его секундант, сэр Кристофер Фаррел, расхаживал взад-вперед по краю дороги. Внезапно шаги прекратились.

— Может, он вообще не собирается приезжать? — спросил сэр Кристофер.

— Появится, — ответил Себастьян, не открывая глаз. Шаги возобновились. Вперед-назад, каблуки хлюпают по мокрой земле.

— Если не будешь осторожен, — заметил Себастьян, — заляпаешь сапоги.

— Да пошли они к черту. Ты уверен, что Толбот привезет врача? Насколько хорошего врача? Может, нам следовало взять своего?