Никакой настоящей причины для этого нет - Хаинц

Хаинц

Никакой настоящей причины для этого нет

Пролог. Повод для внимания

Дисклеймер. История целиком и полностью плод фантазии автора. Она не основана ни на каких реальных событиях, вроде тех, что привели к самоубийству восьмилетней Мари в Манчестере, убийству Рины Вирк в Британской Колумбии, расстрелу одноклассников и суициду Эрика и Дилана в Колорадо, множеству самоубийств четырнадцатилетних подростков в Абботсфорде, Суррее, Табере, Токио, Галифалсе и Оцу. Автор все просто придумал, ведь, конечно, ничего подобного не существует. Вы же никогда такого не видели, правда?

Никакой настоящей причины для этого нет. Достаточно принести другого цвета цветок, повесить на сумку забавную игрушку. Прийти последним в забеге или не закрыть ворота в футболе. Даже если ты более толстый или более худой, более быстрый или более медленный — причина для издевательств — не в этом! Настоящая причина только в том, что звереныши хотят поиграть.

Достаточно хоть чуть-чуть отличаться. Лучше отвечать на уроках. Аккуратно одеваться. Уметь само́й шить одежду. Носить красивые и необычные украшения. Наоборот, ничего не носить. Вглядеть модницей. Выглядеть деревенщиной. Не пойти с классом в караоке. Или вступится за кого-то, кого травят.

Начинается все незаметно. Сначала тычки. Это пробный этап, проверка. Если кто-то вступится, остановит, все может прекратиться. Потом мусор в шкафчике и измазанная чем-то обувь. Потом надписи на парте. Потом «случайно» выстриженный клок волос и порезанная одежда. Если все отводят глаза, если никто не делает замечаниям, и никто ничего не скажет — все продолжается.

Этому можно сопротивляться и даже что-то может получиться. Если персоналу школы на вас не плевать.

А вот если персоналу плевать, то все бывает намного интереснее. Для тех, кто хочет повеселиться.

Кто-то после такого сможет стать сильнее. Намного-намного сильнее. Такие персонажи могут в одиночку перевернуть историю, открыть новое направление в науке, сделать уйму полезных изобретений. Или найти оригинальные способы умерщвления себе подобных. Иногда последние пункты совпадают.

Но большинство после такого без помощи извне просто ломается. Иногда тихо режут вены, вешаются и прыгают с крыши школы. Иногда приносят в школу пистолет или взрывчатку и начинается веселуха. А иногда просто живут, тихо и незаметно не реагируя на раздражители. Не избегая внимания, но и не привлекая излишнего. Достаточно ответить. Огрызнуться, а еще лучше настучать по тому, что выше плеч. Нет, это не спасет от травли вообще. Но и не продвинет ее на более высокий уровень. Как минимум на это шанс выше. Ведь кто не хочет жить вечно?

Запертая наглухо

Птица в клетке

Когда же ты выпорхнешь

До рассвета?

Журавль поскользнулся

Черепаха упала

Оглянись, начинаем сначала.

Глава первая. Считалочка и признание в любви

Листик бумаги уже лежал у него на парте, когда Анпан-кун или Казуми Хидеки, которого обычно называли по имени, только для того, чтоб посильнее поиздеваться, зашел в класс. Его имя, которое можно было прочитать и как «красавчик» настолько не гармонировало с его довольно полной внешностью, что само по себе было довольно изощренным издевательством. Само наличие листика не было чем-то необычным. Необычным, возможно, было отсутствие смятых бумажек в шкафчике для обуви, или чистая парта. Хотя, возможно, это все объяснялось тем, что сегодня был первый день занятий после летнего перерыва. Последние полгода до выпуска из средней школы начали свой отчет, и Анпан-кун всееще считал дни. Возможно, хоть в старшей школе будет лучше.

Запертая наглухо

Птица в клетке

Когда же ты выпорхнешь

До рассвета?

Журавль поскользнулся

Черепаха упала

Оглянись, начинаем сначала.

«Странная считалка, — подумал Анпан-кун, — и кто ее мне подкинул? Написано было красиво, буквы четкие ровные. А сам смысл своеобразный, если черепаха и журавль — это символ долголетия, то это намек, наоборот, на скоротечность и новое начало».

И тут Анпан-кун перевернул бумажку. «После седьмого урока приди, пожалуйста, на крышу», было написано там.

Хотя учитывая, что записка была мне, и ее никто не развернул и не прочитал вслух, это очередное издевательство. Или побьют на крыше, или снова позвали признаться и тут же посмеяться. Или не тут же…

Анпан-кун прикинул шансы вывернутся, если он не придет. Получалось не очень. Даже если он сегодня уйдет… Попытается убежать на урок раньше, скажут родителям. И опять придется выслушивать нотации и упреки. Лучше уж прийти. Ну да, будет больно и унизительно, но, как он надеялся, довольно быстро закончится. Под ложечкой засосало и он чуть не проблевался. Нельзя! Ну никак нельзя! Будет еще хуже, чем обычно. Если его стошнит, о спокойной жизни можно забыть на остаток года. А он так хотел хоть как-то дотянуть…

* * *

Уроки тянулись как прилипшая к подошве обуви жвачка: мерзко, неприятно, долго, нудно и никак не заканчивались. Редким исключением был урок классической литературы, проведенный Ваисфоксен-сенсей, урок, как всегда, был интересным, но некоторые классические стихи напомнили ему про утренний стишок и вогнали его в еще большую тоску. Анпан-кун даже уже был готов, чтоб его уже избили, только бы это мерзкое ожидание закончилось.

Ноги никак не двигались, казалось, весили целую тонну каждая, но опустив плечи и немного съежившись он, пошел на крышу.

С небольшой силой откинув дверцу в сторону. Анпан-кун прошел на крышу.

Солнце все еще стояло высоко и ярко освещало местность. Немного выцветшая плитка некоторых сооружений неподалеку от школы, серые плиты покрытия школьной крыши, серенькая пыль по углам. Он прошел вперед и подошел к ограждению. Может спрыгнуть — и все? Все закончится?!

Презрительные взгляды одноклассников, осуждающие взгляды родителей, безразличные взгляды прохожих. Ограждение высокое, и это не так просто, но если сначала залезть на вот ту пристройку…

Дверь на крышу скрипнула, и Анпан-кун замер. Шаги были одиночными, но довольно…тяжелыми, что ли… Так, что если кто-то пришел над ним издеваться, то пришел в одиночку.

Оглядываться не хотелось. Было страшно и мерзко.

— Казуми-сан, — позвал тихий голос из-за его спины. Он оглянулся и вздрогнул.

И у него практически потемнело в глазах.

После младшей школы он запретил себе взгляды в сторону противоположного пола, ну и своего, впрочем, тоже. Учитывая, как он располнел перед последним полугодием в младшей, было понятно, что не то что дружба, даже мало-мальски нормальное общение с людьми любого пола ему не светит. Даже если бы не было травли. Хотя и собственную полноту иницировал он сам. Расстроенный