Жан Фрестье - Отей

Жан Фрестье

Отей

На этот раз она появилась вовремя. Она шла по лесной аллее. Я направился к ней. Взял ее под руку, чтобы проводить к машине, которую припарковал у тротуара. Она высвободила руку.

– Нет, у меня только пять минут. Меня ждет муж.

– Ну и что будем делать?

– Давайте пройдемся.

Она быстрым шагом пошла по улице Помп, словно ей хотелось поскорее отойти от перекрестка.

– Мне нужно зайти к часовщику, взять часы.

Я повторил машинально: «Ах да, часовщик. Ты идешь к часовщику». Мысленно я спрашивал себя, почему Ирэн хочется отойти от перекрестка.

– Я потеряла часы. У меня были еще одни, старые, и я отдала их починить; теперь нужно их получить.

Тут я понял. Мне вспомнились аккуратные движения рук Ирэн, снимающей часы, чтобы положить их на столик рядом с кроватью, когда мы ложились в постель. Потом я увидел эти же часы на незнакомом мне ночном столике, в незнакомой комнате. Мужчина, лица которого я не видел, подошел к столу и взял их. Я видел только его спину, но знал, что он смотрит на лежащие у него на ладони маленькие часики и нежно улыбается.

В то же мгновение я покрылся потом. Ирэн шла все быстрее и быстрее, словно охваченная паникой. Она стремительно неслась вперед, увлекая меня к другому концу улицы Помп.

– Здесь мы с вами расстанемся.

– А как же ты вернешься домой?

– На метро.

– А часы?

– Мастерскую мы давно прошли.

– Давай вернемся.

– Нет, теперь уже поздно.

– Когда мы увидимся?

– Завтра. Я вам позвоню. До завтра.

На мгновение я застыл. Что же в самом деле произошло? Ирэн спешила. Она потеряла свои часы. И больше ничего. Ведь с Ирэн никогда и ничего не происходило.

Я пошел назад. На этой улице был только один магазин часов. Фирма, основанная в 1760 году. На витрине – изречения о времени, королевский указ о корпорации часовщиков. Ирэн нравится такой тип торговцев. На этой улице нет других часовщиков, но Ирэн, бывает, обращается к ремесленникам, работающим на дому в самых невероятных местах. Разве не покупает она пуговицы на шестом этаже дома по улице Анжу?

Я вошел в табачную лавку. Купил сигареты, попросил жетон для телефона.

– В глубине направо, – сказала кассирша.

Все эти телефоны в кафе, зажатые между стойкой и туалетами, которые забиты метлами и половыми тряпками; эти их тонкие и жадные губы, их копилки-животы.

«Услышав голос вашего абонента, нажмите кнопку». Вот он, триумф анонимной телефонной связи. Если слышишь голос не того, кого хочешь, кнопку не нажимаешь.

Голос мужской, не нажимаю. Этот голос мне хорошо знаком. Все три года он говорил мне только одно слово: «Алло», но не одну сотню раз и со всевозможными интонациями. Всегда, когда я его слышу, мне становится не по себе. Я готов просить у него прощения и ощущаю себя униженным от того, что не могу этого сделать.

Он, муж, которого я никогда не видел, узнал мое молчание. Я улавливаю, как он вслушивается в мой голос на другом конце провода – внимательно и слегка настороженно. Сначала он дразнит меня как приманкой словом «алло». Короткими рывками он пытается сломить мое молчание. Я сопротивляюсь, весь напрягшись. Я – безвольная добыча на его удочке. Он осторожен. Боится в качестве грубой шутки вытянуть старый башмак. Теперь он уже ничего не говорит. Он слушает. Его внимание точно ощупывает меня. Это самый мучительный момент. Я чувствую, что меня обнаружили. Погружаюсь в пучину молчания. Я – неподвижная подводная лодка, застывшая на стометровой глубине. Надо мной миноносец ловит эхо своего гидролокатора. Затянувшаяся тишина. Потом он в бешенстве выпаливает целый залп взрывных «алло». Вешает трубку. Я подбит. Всплываю на поверхность.

В общем, он был с ней. Он следил за Ирэн лучше, чем это мог бы сделать я.

Словно выходя из беспокойного сна, одного из тех послеобеденных снов, от которых у вас стучит в висках и которые надолго выбивают из колеи, я оказался на улице.

Визиты к больным закончены. Я поужинал в закусочной. Наступила ночь. На улице, несмотря на яркие огни кафе, наверное, оттого, что стояла весна, небо было какого-то неповторимого цвета. Вот уже несколько дней оно было равнодушно к городу, оно смотрело куда-то ввысь. Весной небо смотрит само на себя. Я поднялся по лестнице к Карлу. Дверь была приоткрыта. Я вошел без звонка. Вешалки в вестибюле были завалены одеждой. Из гостиной доносился смутный шум голосов. Мне захотелось уйти. В конце коридора возник Карл.

– Я рад, что ты пришел. Он пожал мне руку:

– Как дела у Ирэн?

– Хорошо, очень хорошо.

Он поднес руки ко лбу, словно хотел закрепить на шее свою слишком массивную для нее голову.

– Мы заглянем ненадолго в гостиную, а потом поболтаем наедине. Я тебя не отпущу.

Он подтолкнул меня вперед. Несколько незнакомых лиц, два-три квартальных врача, их жены, девушки. Держа меня под руку, Карл увлек меня в угол гостиной. Разговаривая, он подергивал своей большой круглой головой. «Для меня самое интересное – выявить новые симптомы. В целом, quid quid later[1] святого Августина. Обнаружить скрытое – это наша, врачей, задача. Вот увидишь, через несколько лет мы уже не сможем обходиться в работе без тестирования.

Он ввел меня в небольшую комнату, смежную с гостиной:

– Сейчас я проведу на тебе опыт.

– Ты полагаешь, что сейчас для этого самый подходящий момент? Боюсь, я не в форме.

– Это неважно. Ведь речь идет не о конкурсе.

Он усадил меня за стол. Через открытую дверь я видел Алину, которая с тарелкой в руках сновала среди гостей, Карл сел напротив меня:

– Сначала проверим реакцию.

Он держал вертикально длинную палку, градуированную наподобие термометра.

– Держи открытую ладонь рядом с палкой и будь готов ее схватить. Я отпускаю без предупреждения. Ты должен не дать ей упасть.

В дверном проеме появилась светловолосая девушка в школьном платье с белым воротничком. Она наблюдала за игрой. Внимание мое встрепенулось, взмахнуло крыльями и угодило в воздушную яму. Палка оказалась тяжелой. Она выскользнула из моей руки. Я поднял ее с пола.

– Начнем сначала, – сказал Карл.

Вошла Алина, она была высокого роста, с рыжими волосами. Поставила стаканы на наш стол. Я едва успел поймать палку на нулевой отметке. Никогда бы не подумал, что для того, чтобы сжать руку, нужно так много времени. Я видел, как палка падает, и говорил руке: «Держи ее, ну держи же». А та не понимала. Прямо не рука, а клешня какая-то. Она напоминала мне тех неповоротливых крабов, над которыми я смеялся в детстве на пляже.

– Ниже среднего, – сказал Карл. – Может, с построением фигуры у тебя будет получше?