Пэт Конрой - Принц приливов

Пэт Конрой

Принц приливов

Эту книгу я с любовью и благодарностью посвящаю моей жене Леноре Гурвиц-Конрой, которая меня вдохновляла; моим детям Джессике, Мелиссе, Меган и Сюзанне; Грегори и Эмили Флейшерам; моим братьям и сестрам: Кэрол, Майклу, Катлин, Джеймсу, Тимоти и Томасу; моему отцу Дональду Конрою, полковнику морской пехоты США в отставке, который по-прежнему великолепен и по-прежнему Сантини, и памяти моей матери Пег, удивительной женщины, построившей наш дом и наполнившей его своим вдохновением.

Я в долгу перед многими людьми, которые поддерживали меня во время создания этой книги. Я благодарю своего отчима Джона Эгана, капитана ВМС США, подарившего столько любви мне и моей семье в те дни, когда наша мать умирала от лейкемии. Спасибо Тернеру и Мери Боллам — создавая эту книгу, я надолго уединялся в их горном доме. Спасибо Джеймсу Лэндону и Эл Кэмпбелл, дававшим мне ключи от их горного жилища в Хайлендсе, Северная Каролина. Спасибо судье Алексу Сандерсу — самому выдающемуся южнокаролинцу. Многие из историй, включенных в этот роман, рассказаны им во время наших бесед в доме Джо и Эмили Каммингов в Тейт-Маунтин. Спасибо Джулии Бриджес, виртуозно отпечатавшей рукопись этой книги. Спасибо Нэн Талезе — великолепному редактору и просто красивой женщине. Спасибо потрясающей Саре Флинн. Спасибо Джулиану Баку — моему литературному агенту и одному из прекраснейших людей, когда-либо встречавшихся на моем пути. Спасибо издательской компании «Хаутон Миффлин», ставшей частью моей семьи. Спасибо Барбаре Конрой — опытному юристу и образцовой матери наших детей. Спасибо бесподобному Клиффу Гроберту из книжного магазина «Старый Нью-Йорк». Спасибо Деррилу Ренделу за его редкое мужество. И конечно же, спасибо Денту Акри, Пегги Хаутон и судье Уильяму Шерриллу. Друзья, мне очень повезло с вами. Я благодарю вас в Атланте, в Риме и на всем пространстве между этими городами. Обнимаю вас. В следующий раз я непременно назову все ваши имена.

ПРОЛОГ

Земля, где я жил и живу, — моя вечная боль. И в то же время — моя опора, «порт назначения».

Мое детство прошло в пространстве между морскими приливами и болотами Коллетона[1]. От долгих рабочих дней под обжигающим солнцем Южной Каролины мои руки крепли и покрывались загаром. Будучи одним из Винго[2], я начал работать, едва научившись ходить. В пять лет с помощью остроги я мог запросто поймать голубого краба. В семь я убил своего первого оленя, а в девять регулярно поставлял мясо к семейному столу. Я родился и вырос на одном из прибрежных островов штата Южная Каролина; солнце, сиявшее над низменностями, придало моим плечам и спине оттенок темного золота. Мальчишкой я обожал плавать на маленькой лодке между отмелями, где у границ мелководья, на коричневых проплешинах, обитали колонии устриц. Я знал по имени всех ловцов креветок, а они знали меня; когда я рыбачил в устье, они приветственно сигналили, проплывая мимо.

В десять лет я убил белоголового орлана, просто ради развлечения, ради самого процесса, невзирая на божественную, завораживающую красоту его полета над косяками мерланов[3]. Я уничтожил живое существо, какого не видел прежде. Отец выпорол меня за нарушение закона и за убийство последнего орлана в округе Коллетон, после чего велел развести костер, ощипать птицу, изжарить ее и съесть. Слезы катились по моим щекам, когда я жевал мясо. Затем отец отвел меня к шерифу Бенсону, и тот запер меня в камере, где я просидел больше часа. Отец собрал перья орлана, соорудил грубый головной убор наподобие индейского и заставил меня надевать его в школу. Он верил в искупление грехов. Несколько недель я таскал эту «корону», пока она, перо за пером, не начала разваливаться. По школьным коридорам за мной тянулся след из перьев, словно за падшим ангелом, постепенно теряющим крылья.

— Никогда не лишай жизни тех, кого и так почти не осталось, — строго произнес отец.

— Хорошо, что я не убил слона, — ответил я.

— Тогда тебе пришлось бы съесть целую гору мяса, — заметил отец.

Он не допускал преступлений против природы. Охотиться я не перестал, но с тех пор не представлял для орланов никакой опасности.

Воспитанием нашего духа занималась мать, и воспитание это имело истинно южный, необычайно тонкий характер. Мать верила, что цветы и животные умеют мечтать и видят сны. Когда мы были маленькими, она рассказывала нам удивительные истории о лососе, мечтающем одолеть горный перевал, о бурых мордах гризли, которым хочется воспарить над речными стремнинами. По словам матери, медноголовые змеи только и ждут возможности впиться ядовитыми зубами в ноги охотников. Орликам снится, как они камнем падают вниз и вклиниваются в лениво плывущие косяки сельди. Кошмарные сны горностаев наполнены жестоким хлопаньем совиных крыльев. А волки видят во сне, как крадутся с подветренной стороны к ничего не подозревающим лосям.

В детстве мы верили в головокружительные полеты материнского воображения, однако мечты и сны самой матери были для нас загадкой; она не допускала нас в свою внутреннюю жизнь. Мы знали лишь, что пчелы грезят о розах, розы — о бледных руках садовника, а пауки — о мотыльках-сатурниях, попавших в серебристую паутину.

Мать ежедневно уводила нас в лес или в сад. Каждому встреченному существу или цветку она придумывала имя. Бабочки породы «монарх» становились «негодницами, целующими орхидеи», бледно-желтые нарциссы на апрельском лугу — «танцующими молочницами в шляпах». Мать с ее наблюдательностью и фантазией превращала обычную прогулку в путешествие, полное сказочных открытий. Мы смотрели на мир ее глазами, в них природа была подобна храму.

Моя семья жила в уединении на острове Мелроуз. Наш белый дом, который помогал строить дед, глядел в сторону протоки; дальше, вниз по реке, виднелся городок Коллетон, чьи белые дома возвышались над болотами, напоминая фигуры на шахматной доске. Остров Мелроуз напоминал огромный леденец площадью в тысячу двести акров, окруженный со всех сторон солеными протоками и ручьями. Островная страна, в которой я вырос, представляла собой плодородный субтропический архипелаг, неотвратимо отвоевывающий пространство у океана, к немалому удивлению континента, двигавшегося следом. Мелроуз был одним из шестидесяти прибрежных островов в округе Коллетон. На восточной оконечности округа располагались шесть барьерных островов — форпост, постоянно испытывающий на себе соседство с Атлантикой. Прочие острова, как и наш, были окружены обширными пространствами болот. На мелководьях собирались белые и коричневые креветки, чтобы в надлежащее время произвести потомство. Ловцы креветок, в том числе и мой отец, уже ждали их в своих быстрых маневренных лодках.