Айлин Даймонд - Сердолик без оправы

Айлин Даймонд

Сердолик без оправы

1

В пустыне грезится океан — безбрежный, шумливый, с накатистыми гигантскими волнами, украшенными оборками из белой пены. И как-то забывается, что морская вода на вкус горько-соленая и непригодна для питья.

В тундре думают о тропиках с их роскошной буйной растительностью и обилием экзотических фруктов. И как-то забывается, что реки в джунглях кишат зубастыми крокодилами и весьма ядовитыми змеями. Но чем дальше и недоступнее, тем кажется лучше и привлекательнее.

Так и Аннабел Кловер в свои неполные двадцать все еще мечтала о покорении крутых гор; Мечтала о неприступных вершинах, скрытых в облаках, об отвесных скалах, бесплодных и диких, мечтала о таинственных ущельях и опасных расщелинах.

Эта странная для обыкновенной девушки страсть к хребтам, перевалам и отрогам появилась у Энни (так и только так звала ее мать с самого рождения) лет в семь.

Отец, Ричард Кловер, местный шериф, тогда еще живой и здоровый, как-то преподнес обожаемой дочурке не бриллиант в полтора карата, и не изумруд, и даже не рубин, а обыкновенный камень размером со свой собственный могучий кулак, фрагмент расколотого гранитного валуна. Шериф интересовался геологией не меньше, чем дактилоскопией и патологоанатомией.

Малышку поразила весомость и тяжесть необычного подарка, а еще — вкрапления золотых прожилок и тусклый блеск породы, миллиард лет назад выброшенной на поверхность Земли в потоке раскаленной лавы, а потом отшлифованной великим оледенением.

Отец, которому до гибели от ножа пьяного фермера оставалось всего ничего, успел рассказать Энни про вулканы, извергающие гибельный огонь и черный пепел, затмевающий солнце, про столкновение континентальных плит, от которого произошли все горные массивы на Земле — и азиатские Гималаи, и европейские Альпы, и американские Кордильеры. А потом за окном заверещала полицейская сирена, засверкала синяя мигалка, и шериф выехал на место бытового убийства, чтобы уже никогда не вернуться.

С тех пор гранитный осколок занял почетное место в комнате наполовину осиротевшей Энни. Камень стоял на полке и как обелиск в память о нежном и ласковом отце, и как напоминание о том, что где-то существуют каньоны, перевалы, водопады и ледники.

Энни росла — и с каждым годом желание побывать там, где звезды намного ближе и воздух разрежен и чист, крепло все больше и больше. Стены в ее комнате постепенно заполнялись постерами не с фотомоделями, кинозвездами и поп-дивами, а исключительно с видами колоссальных нагромождений из камней, снега и темнохвойной растительности.

А над кроватью, на самом заветном для Энни уголке спальни, висели два портрета. На одном сияла родная улыбка и звезда шерифа. На другом грустил изможденный человек в черных очках, прославленный альпинист Ральф Макснер.

Его верная супруга и отважная спутница погибла на очередном восхождении, когда камнепад накрыл палатку. Муж уцелел чудом, не получив ни царапины. Другой после случившейся трагедии навсегда оставил бы горы. Но этот поклялся, что во имя жены и назло судьбе покорит в одиночку самые опасные восьмитысячники мира.

Просыпаясь, Энни первым делом смотрела на фотографию отца. Ричард Кловер остался в памяти людей как справедливый и мужественный полицейский.

Потом девочка переводила взгляд на кумира, исполнившего клятву во имя жены. Знатоки и специалисты предрекали неминуемую гибель отчаянному смельчаку. Но он взял все вершины. В одиночку. Имея лишь кошки да ледоруб.

Гордую Джомолунгму.

Суровую Аннапурну.

Норовистую Канченджангу.

Коварную Макалу.

Строптивую Лхоцзе.

Непредсказуемую Чогори.

Гений альпинизма покорял вершины, как покоряют женщин, — дерзко, стремительно и умело.

К девятнадцати годам Аннабел Кловер убедила себя, что только высоко над уровнем моря непременно отыщет своего ненаглядного. Эту мечту в отличие от горных грез приходилось тщательно скрывать.

Джоан Кловер, испытывавшая идиосинкразию к пустячным занятием вроде собирания марок, постеров, значков и банок из-под пива, к горной болезни дочери относилась снисходительно, так как Роквестер находился на довольно приличном расстоянии от возвышенностей и пропастей.

В окрестностях от горизонта до горизонта мирно простирались кукурузные поля. И эта унылая равнина, дающая обильные урожаи генетически улучшенных початков, только укрепляла дерзкую мечту Аннабел: она безоговорочно верила, что когда-нибудь доберется до тех мест, где самое звонкое, самое лучшее, самое отзывчивое эхо, которому только и можно, доверить имя суженого — единственного и неповторимого.

Но она даже не пыталась представить, что произошло бы, узнай о такой глупости грозная и неумолимая миссис Джоан Кловер. Будущее дочери было расписано до самого ее совершеннолетия так же четко, как собственный ежедневник вдовы шерифа, которая из идеальной жены и образцовой домохозяйки неожиданно решила превратиться в харизматичного политика.

Миссис Кловер шла к цели, сминая всех и все на своем пути. Поэтому до поры до времени и любовь, и желание выбраться поближе к небу, оставались нереализованными. Впрочем, Аннабел не отчаивалась. Рано или поздно удастся вырваться из-под слишком плотной опеки матери, которая ради политической карьеры была готова пожертвовать и своей личной жизнью, и личной жизнью единственной дочери.

А ведь никто и предположить не мог, что образцовая домохозяйка, забросив шитье, мытье, стирку и варку, безоглядно ринется в политические джунгли.

2

Кто-то рвется в политику, одержимый страстью к руководящим креслам. Кто-то — из желания навести порядок в этом сумасшедшем мире. Кому-то, не обладающему никакими прикладными талантами, хочется во что бы то ни стало засветиться на телевизионном экране, а политику, даже мелкотравчатому, щедро дают эфир и с удовольствием приглашают в юмористические ток-шоу, идущие в прайм-тайм. И лишь некоторые субъекты попадают в политическую тусовку вопреки всякой логике, а значит, по воле судьбы. К последней категории принадлежала Джоан Кловер.

Вдова полицейского, погибшего при исполнении служебного долга, носила траур гораздо дольше, чем требовалось обычаями. Эта неподдельная скорбь и долго не утихавший в городской прессе шум по поводу обстоятельств смерти мужа имели для нее неожиданные последствия.

Джоан получила предложение от местной организации демократов поучаствовать в теледебатах в качестве вдовы героя, не принадлежавшего, кстати, ни к одной партии. Вдова так красноречиво описала ужасную сцену убийства, страдания, которые довелось пережить ей и маленькой дочери, одиночество в доме, где каждая деталь по сей день напоминает об отсутствии горячо любимого мужа, так трогательно расплакалась в прямом эфире, что передачу повторили еще дважды. Телеканал существенно повысил свой рейтинг, а демократы заработали новые очки и участливо посоветовали безутешной вдове отвлечься новыми делами. Например, применить редкий дар красноречия на очередной встрече с избирателями. А в качестве гонорара за теледебют преподнесли ей симпатичного резинового ослика — партийный символ.

Это событие произвело революцию не только в душе и судьбе Джоан Кловер, но и в ее обители. И если первому обстоятельству дочь была скорее рада — внимание матери наконец-то нашло себе более достойные объекты, чем суровая проверка домашних заданий и вымытых ног, — то второе стало понемногу раздражать. Двухэтажный семикомнатный дом заполонили ослища, ослы и ослики — плюшевые, фарфоровые, пластиковые, надувные, шоколадные и даже вязанные из шерсти диких ишаков.

Аннабел иногда подумывала, что лучше бы мамочка отдала душу не демократам, а республиканцам, у которых символ посолидней и поприличней. У слона имеется и внушительный вес, и грозные клыки, и гибкий хобот. А вот у осла — ничего, кроме длинных ушей. Впрочем, Энни вряд ли осмелилась бы даже намекнуть новоявленному партийному функционеру о вопиющем различии между сакральными животными.

Джоан Кловер с ранней юности слыла властной и сильной женщиной. При шерифе она была отменной домохозяйкой, и крепкий тыл ему был обеспечен повседневно и ежечасно. Обязательное горячее питание три раза в день и категорический запрет на фастфуды, от которых никакой пользы, кроме лишнего веса и потери реакции, особенно важной для полицейского в уличной перестрелке или публичной драке. А если муж задерживался по оперативным делам, то еще не остывшие блюда заботливая женушка доставляла в любую точку округа, где произошло нарушение уголовно-процессуального кодекса.

Но трагическая гибель Ричарда образовала ничем не заменимую пустоту, грозившую вдове психическим срывом. Жалкие попытки найти утешение были обречены: память о бравом, основательном и всеми уважаемом супруге мгновенно и неизбежно выявляла губительное несходство новых претендентов на руку и сердце с раз навсегда установленным идеалом.